Перерядив его таким диковинным образом, я выпихнул Яшку в залу погребка и усадил в углу, как если бы он был жрицей любви, тоскующей в ожидании искателя приключений. Сам я выбрался наружу из маленькой дверцы, ведущей на Зюндерштрассе и, прогулявшись взад-вперед, заметил-таки Мартына Кучина.

Надо полагать, наш погребок окружили и готовились как-то штурмовать.

Тут-то я и понял свою ошибку. Ни в коем случае нельзя было извлекать Яшку из подклети. Сидел он там в полнейшей безопасности, хоть и на хлебе с водой. В конце концов его мог бы торжественно освободить господин Розен, которому уже пора было объявиться в Риге.

С другой стороны, я не мог знать, насколько велика опасность, угрожавшая бедному Яшке. И не узнал бы, если бы не устроил ему побег.

Сейчас его положение было даже более тяжким, чем мое. Если мусью Лелуару придется выбирать, кого из нас двоих порешить, он выберет Яшку, потому что тот слишком много знает про шайку лазутчиков. Потому и Мартын Кучин (который на самом деле вовсе не Мартын) пытался пробраться к нему и готов был платить всякому, кто поможет это сделать.

Я сознавал, что должен любой ценой спасти этого предателя и доставить его к Розену. (Тут воображению моему предстали красный селерифер, на котором так удачно вывезли Эмилию, и Яшка на нем; двухколесный урод лихо несся по Большой Замковой к Цитадели, сбивая и повергая в прах Лелуара, обоих Жилинских, Мартына Кучина и еще каких-то неприятных людишек.) Но что я мог сделать? Если бы хоть удалось угадать планы противников наших…

И тут я задал себе вопрос: что предпринял бы Бессмертный?

Бессмертный, сообразно законам правильной стратегии, о коих толковал нам, изобразил бы присутствие Яшки там, где Яшкой и не пахнет. А вот как это сделать – следовало придумать мне.

К тому же Бессмертный потребовал бы, чтоб я мыслил логически. Мой противник, человек опытный, скорее всего, рассуждал не менее логично, чем Бессмертный. Он полагал, что Яшка прячется в погребке и, скорее всего, знал, что погребок имеет два выхода. Логически рассуждая, это были выходы на север и на юг; если поломать голову, можно найти путь вверх и удрать по крышам; та же логика подсказывала, что можно расковырять пол и стену большого подвала и оказаться в каком-либо соседнем.

Сражаясь с логикой, которая подсовывала мне какие-то невозможные способы Яшкиного спасения, я прохаживался по Зюндерштрассе и высматривал Мартына Кучина. Он точно был где-то поблизости и, возможно, если бы я отошел чуть подальше, рискнул бы забраться в погреб через маленькую дверцу. Мне даже пришло в голову, что это могло стать его последним решительным поступкам – я уже так хорошо освоился на темной лестнице, что, войдя за ним следом, мог вступить в сражение и ударить его ножом. А потом выйти и дождаться следующего отважного пана, которому страх как нужен Яшка. И так изничтожить их всех поочередно…

Это было бы логично – да только не для меня. Мне до сих пор страшно вспоминать ночную драку с Яшкой; также просыпался во мне и начинал жечь стыд за послание Николаю Ивановичу Шешукову, в коем я мужественно объявлял себя убийцей незнакомца.

Рассуждая таким образом, я прошел чуть дальше в сторону Двины, чем намеревался, и вдруг замер, осененный действительно удачной мыслью.

Передо мной находилась пока незримая за высокими крышами, но исправно действовавшая водонапорная башня.

Рижский деревянный водопровод был для меня сперва диковинкой. Я даже не сразу узнал о его существовании. Скажем, колодец на Ратушной площади, в который, говорят, в чумное время бросили слиток серебра, чтобы очистить воду, или колодец за Домским собором, или у Пороховой башни – те располагались на виду. Во многих дворах тоже имелись дыры, считавшиеся колодцами, и из них добывали воду для хозяйственных нужд. Хорошую питьевую воду привозили из Петербуржского предместья, из прекрасного источника на Родниковой улице. Мне по утрам подавали кофей, сваренный именно на этой воде. Также брали для питья воду прямо из Двины, и на берегу даже были устроены особые спуски для водовозов с их телегами.

Часть Рижской крепости снабжалась водой, которая шла по трубам, представлявшим собой выдолбленные дубовые бревна, соединенные свинцовыми патрубками. Герр Шмидт, показывая мне свой подвал с исторической стеной, обратил мое внимание на эти почерневшие от времени и ставшие очень прочными трубы. Они прослужили немало – если не все полтораста лет, которые прошли со времени постройки водонапорной башни, то немногим менее. Тогда же он похвалился общей длиной этих замечательных труб – целых восемь верст!

Сейчас мои злодеи могли войти в погребок беспрепятственно, он был открыт для всех желающих выпить пива, которое, как мне кажется, заменяло рижанам все напитки, включая молоко и воду. Значит, нужно было сделать его неприступной крепостью. Придумать такое, чтобы хозяин собственноручно запер двери и никого туда не пускал. А если это будет сопровождаться суетой и переполохом, то, может статься, мне удастся вывести Яшку незаметно.

Полагаю, читателю нетрудно догадаться о моем намерении – спустившись вниз, найти и вскрыть одну из старинных труб. Потоп выгнал бы наверх всех любителей пива, а подчиненным доброго Ганса пришлось бы бегать вверх и вниз, вынося мешки и кули с припасами, а также их караулить.