– Ну, как вы? – сказал он. – Я – Ронни Апплиард. – Сказал он это неподчеркнуто скромно, словно слегка удивляясь тому, что кого-нибудь, кроме него самого, могут так звать.

– Ага, – сказала она. – Меня зовут Симон.

– А имя? – спросил он довольно резко.

– Симон – это имя. Симон Квик. [4]

В третий раз, ощутив что-то таинственное, он усомнился в ее поле. Потом сказал по-прежнему резко:

– Симон – мужское имя. Как вас крестили?

– Не важно. Меня зовут Симон.

Голос был сиплый и глухой. Теперь он определил, что выговор у нее английской аристократки, но некоторые гласные она произносила на американский лад. Тон был усталым и вялым. Да и сама – воплощение апатии. Он заглянул ей в глаза. Какого они цвета? Темно-карие – лучшее определение, хоть и чертовски плохое. Во всяком случае, кажутся затуманенными: может, наширялась? А это с ее стороны очень подло.

Он спросил ее еще резче:

– Что с вами? Вы больны?

Она посмотрела на стакан.

– Я в порядке. Я всегда в порядке. Не спрашивайте меня без конца.

О черт! С этой попутного ветра не дождешься. Он сказал помягче:

– Сейчас перестану. Но вы, кажется, поскандалили с тем типом, который ушел. Чем вам помочь?

– Да не надо ничего. Он просто взбесился. Я сказала ему, что не хочу поступать, как хочет он. Вот он и разозлился. На меня всегда злятся. Ну просто всегда.

«Держу пари, что всегда», – подумал Ронни.

– Это ваш муж?

– Нет. У меня нет мужа.

– Разве вам в вашем возрасте муж не нужен? Вам сколько, двадцать один?

– Нет, двадцать шесть.

– Непохоже.

И в самом деле непохоже. На веснушчатой желтоватой коже не было и намека на морщинки.

– Я не уверена, нужен ли он мне. Муж. Все твердят, что нужен.

– Кто твердит?

– Да кто угодно. Вы понимаете. А у вас есть жена?

– Нет.

– А подружка?

– У меня их несколько.

– Ясно.

Ронни почувствовал странную расслабленность, словно девушка заразила его своей. Он снова резко сказал:

– Говорите, этот тип хотел чего-то от вас. Чего же?

– Поехать с ним в Сардинию. Не секс. Просто поехать и пожить там, таскаться с пляжа на пляж.

– Вы, скажу я, счастливо отделались от Сардинии, пусть там киснут Армстронг-Джонсы, Онассисы, Ре-нье и Грейсы.

– Да, они, верно, там. Вы работаете?

– Да, работаю. Я писатель и комментатор.

– Это тот, кто по радио говорит?

– Нет, по телевидению. Я веду передачу под названием…

– Телевидение. – Впервые в тоне Симон Квик появилось нечто близкое к оживлению. – Вы знаете Билла Хамера?

– Немного, – сказал Ронни совершенно недрогнувшим голосом.

– Вы не находите, что он – чудо? Так очарователен.

– Ну…

– А по-моему, высший класс – И снова на нее накатила апатия.

Ронни решил ударить сразу. В любой момент могло выясниться, что Хамер здесь. Надо отметить, толстяк был великолепным птицеловом, как выяснилось прошлым Рождеством на вечеринке в студии при маленькой стычке из-за рыжей ассистентки. И та ассистентка ничем до того не показывала, что считает Хамера высшим классом. Учитывая все и вспомнив, что Хамеру не удалось одержать верх в их игре в искренность и он опасен, нужно было немедленно переменить сцену. Ронни посмотрел на Симон… как ее бишь, вложив в свой взгляд искренность и чуточку интимности. Эти… табачного цвета… глаза оставались непроницаемыми.

Он спокойно сказал:

– Как насчет того, чтобы смыться отсюда? Пойти поужинать где-нибудь?

– Мне бы лучше в постель, – сказала она привычно монотонным голосом.

– Если вы устали, еда вас взбодрит.

– Я не это имею в виду. Я не устала. Я говорю о сексе.

Уж это Ронни, игравший роль знатока британской молодежи, должен был знать досконально. Но в данный момент его реакция была неприятной смесью похоти и тревоги – тревоги в первую очередь.

– Ладно, – сказал он решительно. – Блеск! Это я люблю больше всего, детка. Поймаем такси и поедем ко мне.

– Я не могу ждать, – пробубнила девушка. – Я хочу сейчас.

– Но, Господи, мы же не можем сейчас!

– Конечно, можем. В этом доме полно комнат. Я скажу Антонии Райхенбергер. Она давняя приятельница моей мамы.

С быстротой и ловкостью, которых поначалу ничто не предвещало, девушка нырнула мимо него и помчалась через зал. Все произошло в секунду. Миссис Райхенбергер, занятая важной беседой с двумя французами, видимо, модельерами, была лишь в нескольких ярдах. Ронни потерял две секунды, обходя тушу пошатывающегося гурмана, который теперь явно разбирался в закусках и выпивке лучше, чем по прибытии. Французы, весьма англизированные, увлеченно болтали по-французски, девушка снова поскучнела, а миссис Райхенбергер посмотрела на подоспевшего Ронни с недоверием и отвращением.