Шрифт:
Под скулами Вискиджака заходили желваки, потом он попытался небрежно пожать плечами.
– Ты ведь прекрасно знаешь, что любой Путь рядом с городом легко вычислить. У нас нет выбора, капрал. Придется грести. До тех пор, пока мы не поставим парус.
– С каких это пор девица разбирается в рыболовстве? – пробурчал он.
Сержант вздохнул в ответ:
– Я понятия не имею. Она ведь взялась из ниоткуда?
– Именно так.
Быстрый Бен поднялся на скалу. Люди умолкли, увидев выражение его лица.
– Я знаю кое-что, что вам чрезвычайно не понравится, – сказал маг.
– Ну-ну, послушаем, – отозвался Вискиджак голосом, лишенным всякого выражения.
Через десять минут все трое спустились на скользкий каменистый берег. И Вискиджак, и Калам казались потрясенными. В дюжине ярдов от берега качалась на воде рыбацкая лодка. Троттс тянул веревку, привязанную к крюку на носу судна, стеная и кряхтя каждый раз, когда он налегал на нее всем своим весом.
Все остальные стояли поодаль на берегу, преспокойно обсуждая тщетные попытки Троттса подтянуть лодку к берегу. Скрипач случайно взглянул наверх. Увидев идущего к ним Вискиджака, он побледнел.
– Троттс! – проорал сержант.
Лицо баргастского воина, покрытое татуировками, повернулось к сержанту; в глазах испуг.
– Бросай веревку, парень.
Калам уловил за спиной Вискиджака изумленное фырканье. Вискиджак внимательно оглядывал команду.
– Раз уж так получилось, – начал он тихо, – что один из вас, идиотов, убедил другого, что грузить лодку на берегу – это хорошо и правильно, то все вместе вы сможете вывести ее в озеро с помощью той же веревки. Все, кроме тебя, Троттс. Ты пойдешь на борт и удобно расположишься на корме, – Вискиджак помолчал, изучая вдохновенное лицо Горечи. – От Скрипача и Ежа я мог ожидать такого, но я полагал, что ты сумеешь справиться со всем, как следует.
Горечь пожала плечами.
Вискиджак вздохнул.
– Ты сможешь поставить парус?
– Ветра нет.
– Но, может быть, он появится, – с надеждой произнес Вискиджак.
– Может, – ответила Горечь. – Паруса есть. Нужна мачта.
– Возьми Скрипача, сделайте мачту. А все остальные пусть выведут лодку в озеро.
Троттс забрался в лодку и расположился на корме. Он вытянул свои длинные ноги и ухватился руками за борта. После чего оскалился в подобии улыбки.
Вискиджак повернулся к ухмыляющемуся Каламу и Быстрому Бену.
– Ну? – спросил он. – Чего вы, собственно, ждете?
Усмешки исезли.
Девятая глава
Видел ли ты того, кто стоит в стороне от толпы,
Погребающей его покойного короля,
В стороне от воинства,
Что мечется в растерянности, как напуганный зверек?
Он стоит в стороне от первого среди равных,
Одиноким изгоем стоит Т'лан Аймасс,
Подобный листу, гонимому ветром...
Песнь Оноса Т'улана. Молодой ТукМолодой Тук подался вперед в седле и сплюнул. Шел третий день как он покинул Засеку и страстно мечтал увидеть вокруг себя высокие городские стены. Равнина Рхиви простиралась вокруг него, желтая трава колыхалась под полуденным ветром бесформенной массой.
Он почесал рану на месте левого глаза, бормоча что-то невнятное. Что-то было не так. Он должен был встретиться с адъюнктом два дня назад. Все планы шли наперекосяк. Если взять исчезновение капитана Парана до встречи его с Вискиджаком и эту историю, что все повторяли (о том, как Гончая напала на волшебницу из Второй армии, а четырнадцать погибших моряков ушли с собственных поминок), то ничего удивительного не будет в том, что и это свидание не состоится.
Казалось, что хаос – примета времени. Тук выпрямился и приподнялся на стременах. Хотя дороги как таковой через равнину не было, караваны купцов, проходящие с юга на север и по западной оконечности равнины, проложили подобие тракта. И, несмотря на то, что торговля давно замерла, след, оставленный поколениями лошадей и фургонов, сохранялся. В центре равнины обитали Рхиви, небольшой темнокожий народец, который совершал сезонные миграции вместе со своими стадами. Они не были воинственным народом, однако Малазанская империя вынудила их взять в руки оружие, и теперь они сражались под командованием Каладана Бруда в легионах Тисте Анди против империи.
Морант рассказал, что сейчас Рхиви далеко на севере и востоке, и Тук был благодарен за это. Он чувствовал себя чрезвычайно одиноким посреди огромного открытого пространства, правда, если припомнить все произошедшее, одиночество было наименьшим злом из всего.
Единственный глаз Тука широко распахнулся. Кажется, не так уж он и одинок. Впереди, приблизительно через лигу от него, вились вороны. Путник выругался и вынул из ножен у бедра кривую саблю. Он поборол искушение пустить лошадь в галоп и просто перешел на быстрый шаг.