Обильно засыпанная хвоей тропинка слегка пружинила под ногами, но мне показалась, что я почти парю над землей, и захотелось запеть, так легко и радостно мне стало. Ничего подобного я прежде не испытывала и на всю жизнь я сохранила в себе это ощущение особенного единения с окружающей природой.

Каждой клеточкой тела я ощущала дыхание настоящей, истинной жизни леса, не порабощенной каменными строениями и не обреченной бродить среди чужих неуютных стен. Я почти завидовала малой букашке, неспешно ползущей среди травы, ведь здесь ее место, ее колыбель.

С трудом сестрам удалось в тот день увести меня домой. Я лишь чудом не заблудилась, ничего не замечая вокруг и не слыша их окриков. Брела, полностью отдавшись новому невероятному чувству, обволакивающему меня своей силой. Я бы и не остановилась, не вспомнила о семье и доме на окраине города, если бы не начало смеркаться и Брайди не нагнала меня, сердито призывая возвращаться. Я едва не расплакалась, так не хотелось уходить, лишаться этих новых чудесных ощущений, тем более, что в сумерках, медленно наползающих на поляну, лес преображался во что-то совершенно невероятное и чарующее.

Но сестры настойчиво тянули меня прочь, напуганные тем, что обратный путь вновь лежит через большое кладбище. Старое и довольно запущенное днем при свете солнца, в вечернем полумраке девочкам оно почему-то казалось пугающим и мрачным.

Когда по бокам тропинки стали видны покрытые мхом серые надгробные плиты и старые покосившиеся кресты, Брайди примолкла и даже опасливо вцепилась в мою руку, изредка оглядываясь на идущих следом двойняшек.

Об этой обители скорби, как встревоженным шепотом сообщила мне сестра, среди местных детей ходили жуткие слухи. Ханна подтвердила, что с наступлением сумерек и самые смелые не рисковали сюда соваться в одиночку. Я с удивлением услышала, что среди могильных холмиков в темноте бродят призраки - не нашедшие успокоения души нефтяников, погибших при взрывах и пожарах на скважинах. Вроде бы, те из мальчишек, кто когда-то забрели сюда ночью, чтобы доказать свое бесстрашие, домой уже не вернулись. Поэтому девочки так сердились на меня, что пришлось задержаться, и невольно ускоряли шаг, спеша поскорее выбраться из этого места.

С любопытством поглядывая по сторонам, я никак не могла найти причину для подобных страхов. Да, кладбище было старым и тихим, в густых зарослях шиповника и боярышника уже блестели светлячки и пели цикады, а тени от крестов и могильных камней создавали причудливые и немного пугающие силуэты, но сколько я не прислушивалась к своим ощущениям, ничего опасного и страшного вокруг не находила и точно знала, что ничего ужасного в этом скорбном месте не таится.

С того дня, у меня появилось место, где я не чувствовала себя ни лишней, ни чужой. При любой удобной возможности я убегала в лес. Невзирая на погоду и время года, спешила вернуться под ласковое укрытие деревьев, побродить по мягкому ковру мха, задерживаясь так долго, насколько было возможно, чтобы не быть наказанной.

Конечно, у нас хватало обязанностей, как и у всех простых людей того тяжелого времени. Вскоре, помимо домашней работы, которую мне приходилось выполнять вместе с сестрами, появилась еще и школа. Но в отличие от других, откровенно скучающих на уроках, а то и просто отлынивающих детей, считающих учебу пустой тратой времени, моя жизнь с тех пор потекла более интересно и занимательно.

Учительница - милая молодая девушка, приехавшая в наше захолустье после педагогического колледжа, - преподавала нам основы грамоты и счета, и я, как губка, впитывала то немногое, что могла нам дать недавняя студентка.

Вероятно, у меня была возможность найти друзей среди одноклассников. Интуитивно я чувствовала, что некоторые девочки добрые и не стали бы меня отталкивать. Более того, я нередко ловила их заинтересованные взгляды и даже проявления симпатии и попытки поближе познакомиться. Но я очень боялась снова пережить ту обиду и унижение, если бы кто-то закричал что-то вроде: "Не дружите с ней! Она бродяжий подкидыш!". Поэтому и в классе я продолжала держаться тихо и как можно незаметнее.

Помимо нескольких молодых учителей, с детьми рабочих в государственной школе - двухэтажной деревянной постройке - занимался в свободное от служб время и местный пастор. Он рассказывал про страны и государства, про войны и революции, про великих вождей и полководцев, преподавал основы духовности, а также многое другое.

Но самое главное, у пастора были книги, целая библиотека. Старые, потрепанные, но бесконечно интересные для пытливого ума, коим меня, кажется, наделила природа. Он охотно позволял брать их каждому, кто проявлял хоть малейший интерес к истории, географии, естествознанию, и порой я зачитывалась до глубокой ночи, а то и вовсе засыпала над книгой, не в силах оторваться от увлекательного познавания мира, пусть и посредством книжных страниц. Так у меня вскоре появилось множество новых друзей и замечательных знакомых, созданных воображением писателей и живущих лишь в моих мыслях. Оказалось, что, не покидая любимой полянки в лесу, где я, удобно устроившись на поваленном дереве, с упоением погружалась в чтение, можно побывать в любом уголке мира. Хватало бы фантазии, чтобы представить наяву описанные авторами места и приключения.

Среди многочисленных томов на полках у пастора я замечала и те, которые были написаны на латыни и других языках. К сожалению, я могла только мечтать прочесть их, понимая, что едва ли когда-нибудь у меня будет такая возможность.

Помню, как однажды летом, вернув прочитанную книгу и с благодарностью взяв взамен другую, я возвращалась домой. Предвкушая чудесный вечер за чтением, я замечталась и запоздало заметила того самого мальчишку, который обидел меня когда-то на пустыре. Я постаралась поскорее прошмыгнуть мимо. А он, все такой же лохматый, высокий и нескладный подросток, вдруг сильно дернул меня за косу и рассмеялся, когда я вскрикнула от неожиданности и боли.