девкой, попросил меня их сфотографировать. За минуту фотосъемки

отвалил мне пятьдесят баксов! Расценки Стивена Спилберга.

– У тебя, приятель, на деньги чутье, – отозвался Уолтер.

Уолтера уже одолевала дремота. Он склонил голову с густыми

черными, зачесанными назад, волосами, упер подбородок в грудь.

Профессионал, Уолтер мог спать в любом месте, и никакой шум, хоть

пушечная канонада, не могли его разбудить.

Уолтер никогда не храпел, воздух тихо и мерно проходил сквозь

ноздри его утиного носа в мощные легкие и выходил обратно чистыми

струями. Губы были сомкнуты, ровные тонкие губы, которые во время

бодрствования были очень подвижны, как, впрочем, и его темно-карие

глаза, ни на миг не прекращавшие наблюдения за всем вокруг. Уолтер,

широкогрудый, дремлющий, со склоненной головой и вздымающимися

плечами, напоминал древних исполинов времен битв римлян с кельтскими

племенами...

Сон его, правда, в ту летнюю ночь длился недолго. Разбуженный

странной силой, Уолтер раскрыл глаза и не сразу поверил, что проснулся.

Будь он русским, ущипнул бы себя за ляжку, но он был из ирландцев,

поэтому суеверно дернул себя за ухо.

56

– Как ее зовут?! Джозеф, как ее зовут?! О-о, мэ-эн!.. – застонал

Уолтер. Расстегнул еще пару пуговиц рубашки и стал чесать свою грудь: –

Джи-исус Крайст!..

На огромном, во всю стену экранном панно сменялись кадры с

обворожительно красивой, загорелой женщиной в белых кружевных

трусиках и в таком же ослепительно белом лифчике. Женщина валялась на

широкой кровати, ползала змеей, становилась на колени и, хищно выпятив

нижнюю челюсть, с кровавым ртом, ползла вперед; потом, обессилевшая,

падала на спину, томно протягивая зовущие к себе руки...

Единый огромный экран вдруг разбивался на десятки маленьких, и в

каждом из них появлялся Осип – крохотный, как лилипут. Лилипуты-Осипы

бегали из угла в угол, словно пытаясь найти выход из этих стеклянных

коробок. Неожиданно в экранах вспыхивала спичка. Пламя разгоралось,

бушевало, яростно билось о стены. И когда глазам уже почти становилось

больно, пламя гасло, из головки потухшей спички вылетал дымок, и из

дымчатых струек снова возникала полуголая Стелла...

– О-о, мэн, это лучше любого порнофильма! Это даже лучше

стриптиз-клуба! – Уолтер не скупился на похвалы. Бисером пота покрылся

его лоб, шея тоже матово блестела. – Познакомь меня с ней!

Осип продолжал нажимать кнопки своего ноутбука, не отрываясь

глазами от экранов. Вот что-то ему не понравилось, он нажал кнопку, и

Стелла застыла – крупным планом – с безобразно раскрытым ртом.

...Здесь, да, кажется, на этом кадре, он решил, что сегодня, наконец,

она отдастся ему. Да, так суждено, думал он, именно здесь, и именно сейчас

– в его квартире, на кровати, которую он десять лет делил с Тоней, и больше

никогда ни с кем. В тот миг он окончательно поверил, что встреча со

Стеллой – не случайна, что его будущее, его жизнь отныне каким-то

образом зависят от нее, что в этом не его воля, а так устроено, и

сопротивляться судьбе он не будет.

57

Тони и Арсения в тот миг, разумеется, не существовало. Они были в

Sea Gate. Но их фотографии висели в квартире на каждой стене.

Осип почти механически продолжал менять объективы, направлял

свет лампы, подсказывал Стелле, что выбрать из того огромного ящика с

одеждой, оставшейся у него в доме после съемок «Призраки Бруклин

Хайтс», которую из своего театра когда-то таскал неутомимый Ник.

...Она вырвалась из его рук и, больно царапнув его шею, отползла по

полу. Сидела молча в углу, впившись в него взглядом перепуганных глаз,

жирно обведенных карандашом.

– Не надо. Я прошу тебя... – промолвила, кутаясь, словно от холода, в

красную пелерину, подтянув ноги к животу.

– Перестань! Ты же опять играешь, опять корчишь из себя Софи

Лорен! – он сделал шаг вперед, к ней. – Чего ты боишься? Давай... – хотел