Задремала уже под утро и чуть не проспала, не услышав, как несколько раз трезвонил будильник. Разбудила ее привыкшая вставать рано в садик Ульянка, затеребив за руку.

– Мама, будильник звонит и звонит, а ты не встаешь!

С трудом открыв глаза, Наталья села на постели и очумело помотала головой. Посмотрела на часы: шесть пятнадцать. Время еще есть. Быстро оделась, велела одеваться дочери. Наскоро приготовила завтрак, покормила детей, что-то проглотила сама.

Ровно в семь была готова. Павел, как всегда, приехал вовремя. Они молча погрузили вещи, усадили детей в детские кресла. Так же молча отъехали от дома. Наталье показалось, что в родительской половине кто-то посмотрел в окошко, но это ее не взволновало. Для нее и второе недолгое замужество осталось в прошлом.

– Что, никому ничего не сказала? – Павел тоже заметил мелькнувшую в окне тень.

– А зачем? Если тебя открыто попросили уехать, чтобы не мешать жить любимому сынульке, то к чему глупые прощанья?

– Даже так? Открытым текстом?

– А когда Анфиса Николаевна стеснялась в выражениях?

– Никогда. Дама прямая. Что на уме, то и на языке. Чем и гордится. Вот только доколе?

– Не поняла.

– В этой истории она себя показала, мягко говоря, не самым лучшим образом. Теперь ее не только собственная родня осудит, но и собственный муж оценит по достоинству. Иван Александрович считает, что она хоть и вздорная баба, но в пределах разумного. Интересно, что он скажет, когда узнает, что она тебя, по сути, выжила?

– Да ничего он не скажет. Он ее во всем поддерживает.

– Э…, не скажи! Это она его во всем поддерживает. Не забудь, она ни дня не работала, занималась семьей и хозяйством. Как ты думаешь, на что она жить будет, если кормилец из семьи уйдет?

– Никогда он никуда не уйдет. Это невместно для начальника такого уровня.

– Это раньше было невместно, а сейчас даже поощряется. Много ты знаешь начальников, у которых остались старые жены? А если он ее и не поменял, то уж любовницей-то точно обзавелся.

– Он старовер, у них такое не приветствуется.

– Я ведь гипотетически говорю, только гипотетически. Так что станет делать брошенная жена?

– Не знаю. Работать, наверное, пойдет.

– А хочет ли Анфиса Николаевна работать? Она ведь никогда особо не перетруждалась. Домашняя работа сложная, не спорю. Но ведь другие-то с ней справляются, параллельно работая в хозяйстве. И таких, как она, в Ивановке раз-два и обчелся. У нас тут, слава Богу и семейству Вересовых, работа для всех есть.

– Я не понимаю, Павел, для чего ты это говоришь? Хочешь бальзам на мои раны пролить? Так мне раскаяние Анфисы Николаевны ни к чему. Что мне с ним делать?

– Тебе-то конечно, но вот Александру-то будет о чем подумать.

Наталью утомил этот бесперспективный разговор. Поняв, что она не хочет говорить, Павел включил тихую медленную музыку, и дети быстро уснули. Наталья тоже стала клевать носом, и не заметила, как они подъехали к областному центру.

Очнулась, когда они ехали по главной улице в сторону выезда из города.

– Ты куда? Ты же сказал, что у тебя дела здесь?

– Отвезу тебя и вернусь. Ничего страшного. Вот только заправлюсь, бензин кончается.

– Не надо меня отвозить! Тоже мне, ближний крюк – шесть часов проездишь зря! Не говоря уже о бензине.

– Нет уж. Мне жена велела тебя до дому доставить целой и невредимой, вот и доставлю. Сама понимаешь, приказы старших по званию надо выполнять. Не то штрафбат и лишение заслуженных наград.

Наталья невольно засмеялась.

– Жанна не права. И вообще, что за дискриминация? Почему она распоряжения дает, а ты их выполняешь? Неравенство это.

– А мне нравится. Знаешь, как приятно выполнять чужие распоряжения? Ни за что отвечать потом не надо. Потому что спрос не с исполнителя.

Они подъехали к бензозаправке. Павел вышел платить, а Наталья осталась в машине. К соседней стойке подошел оранжевый автобус с надписью на боку «дети». Он показался Наталье знакомым, и она вышла из джипа. Из автобуса вылез грузный дядька и направился к кассе.