Шрифт:
– Господа, вы ничего не забыли?
– вмешался в их мечты Алексиор.
– Что?!
– непонимающе уставились на него оба.
– А то, что зверя надо убить, прежде чем снимать с него шкуру, уважаемые. И чтобы достигнуть хоть чего-нибудь, надо много и упорно работать.
– Кемиль, где ты его откопал? Он всегда так помешан на работе?
– О, ты бы видел, как он замечательно драит отхожие места...
– начал было тюремный смотритель.
– Может быть, мне припомнить, что через месяц будет ежегодная инспекционная проверка?
– задумчиво покачал головой Алексиор, - Да... Интересно, вот начнут проверять дела в тюремной канцелярии...
– Я все понял, уважаемый Ароис, я буду нем как могила, - тюремный смотритель мгновенно перестал подкалывать парня, вспомнив какую огромную взятку ему пришлось заплатить в прошлый раз, да и вообще, во все прежние годы.
Ширас перевел взгляд с одного на другого и неожиданно сказал:
– Жизнь послала мне шанс стать порядочным человеком. Достойным человеком. Измениться. Шанс принес ты, Ароис. И я им воспользуюсь. А мой брат был сам во всем виноват.
Тут он поклонился и приложил руку к сердцу:
– Для меня честь быть твоим другом, юноша-чужестранец. Какие бы причины не привели тебя к нам, я уверен в одном. Таких людей как ты мало. Они у Создателя все наперечет. И твоя судьба еще не раз изменится, пока ты не займешь то место, которого достоин.
Это были странные, почти пророческие слова, от них душа Алексиора затрепетала в ответ, как струна, тронутая порывом ветра. Какое место... Чего он достоин...?
Глава 33.
Государыня Онхельма собиралась отойти ко сну. Ей приготовили ароматную ванну, принесли немного вина со специями и засахаренных фруктов. Привычка великая сила, хотя в Версантиуме свежие фрукты были круглый год, царица-то была северянкой, она предпочитала цукаты. Камеристка Мила расчесывала ее чудесные золотые волосы и укладывала их на ночь. Онхельма молча смотрела в зеркало невидящим взглядом, когда услышала:
– Государыня, Ваше Величество... Вы такая красивая, такая красивая...
– Ах, - устало махнула рукой царица, она и так знала, что красива, - Скажи что-нибудь новое.
– Государыня, простите мне мою дерзость, но так жаль, что...
– Что?
– Ну... что такая красавица теперь вынуждена будет спать одна...
– Мила потупилась и покраснела от смущения, краснеть по заказу она научилась еще в детстве.
– Да...
– отрешенно отвечала царица, потом вдруг опомнилась - Что?! Что за глупости ты болтаешь?
– Государыня, не гневайтесь... Но это не справедливо, чтобы такая красивая молодая женщина осталась без мужской ласки.
Онхельма повернулась к ней лицом и расхохоталась.
– Однако какие мысли у тебя в голове? Разве положено девушке знать что-то о мужских ласках?
Камеристка поняла, что немного переборщила, но царица не сердится, и присела в реверансе.
– Не положено, Ваше Величество. Простите.
– Ладно. В принципе... ты говоришь правду, Мила, но мне негоже тебя слушать.
Она подмигнула и рассмеялась пуще прежнего, а служанка осмелилась хихикнуть в ответ. Тут Онхельма перестала смеяться и сказала серьезно:
– Достань мне что-нибудь из вещей той слепой девчонки, Евтихии.
– За... Зачем?
Царица подкатила глаза. Бестолочь. И вот с такими помощниками ей делать дела?
– Затем, Мила, что слепая пропала больше недели назад. А имея ее вещь, я могу попытаться найти девочку. Все-таки будет утешение для ее несчастной матери, - лицемерно добавила она.
– Ах, государыня... вы точно святая...
– Прибереги лесть для более удобного случая. Достанешь?
– Разумеется, госпожа, - Мила смотрела серьезно и даже жестко.
Из чего Онхельма сделала вывод, что этой девице все прекрасно понятно. Что ж, значит, не такая уж и дура. Тем лучше, будет полезна - получит преференции. Царица отвернулась к зеркалу и проговорила:
– А после мы подумаем о том, что ты говорила в самом начале.
– О чем, государыня?
– не поняла Мила.
Все-таки бестолочь.
– О моем одиночестве в постели, - Онхельма в зеркале смотрела ей прямо в глаза.
Камеристка ничего не ответила, только взгляд ее показывал, что тут-то она может оказать просто неоценимые услуги. А главное, будет нема как могила.
***
Теперь утро государыни Онхельмы начиналось с посещения больного мужа. Несколько минут наедине, немного силы, чтобы продлить ему жизнь, немного общения. В смысле, царица рассказывала безмолвному и неподвижному супругу о своих планах. Разумеется, не обо всех, ибо и стены имеют уши. Она никого не боялась, но зачем давать кому-то в руки подобное оружие? Государыня собиралась править хорошо и мирно, чтобы народ любил ее. Ей очень нравилось, как жители Версантиума приветствовали ее на улицах, может быть, это и немного по-детски, но царице хотелось популярности.