– О, пожалуйста, вернись! – сказала я видению. – Я буду хорошей. Я больше не сдвинусь ни на дюйм.

Но больше ничего не произошло. По сравнению с ветреной белизной снаружи, в Месте было очень темно и гораздо теплее, но, хотя я просидела там с широко раскрытыми глазами несколько часов, больше я ничего не увидела.

На рассвете, когда я услышала, как тетя Бекк отодвигает плиту, я испытала приступ крайнего ужаса, поскольку была уверена: она заметит, что камень передвигали. Но было еще почти темно, и, подозреваю, это было последнее, чего она ожидала. В любом случае, она, похоже, не заметила ничего необычного. Кроме того, она говорит, что я крепко спала. Ей пришлось спуститься ко мне и потрясти за плечо. Но я слышала, как она это делает. Я чувствую себя такой лгуньей. И неудачницей.

– Ну, Эйлин, - сказала она, помогая мне подняться по склону – к этому времени я совершенно задеревенела, - что с тобой произошло?

– Ничего! – простонала я и разрыдалась.

Тетя Бекк всегда становится резкой, когда кто-то плачет. Она терпеть не может выказывать сочувствие. Она завернула меня в пальто и повела вниз по холму, говоря:

– Немедленно прекрати вопить, Эйлин. Тут абсолютно нечего стыдиться. Возможно, для тебя просто слишком рано. Такое случается. Моей бабушке – твоей прабабушке Венне – пришлось спускаться в Место трижды, прежде чем она хоть что-то увидела. И даже тогда это был всего лишь крошечный кусочек ежа.

– Но, может, я недостаточно хороша, - прорыдала я. – Может, магия во мне ослабела из-за того, что мой отец был чужестранцем.

– Что за вздор. Твой отец был бардом с Галлиса, и твоя мать очень тщательно выбрала его. «Бекк, - сказала она мне, - у этого человека истинный дар, и я решительно настроена родить от него ребенка с еще более великим даром». Хотя, когда он разделил участь принца Аласдейра, это не помешало ей потерять голову от Жреца Килканнона.

«И умереть из-за этого», - удрученно подумала я. Моя мать умерла, пытаясь произвести на свет моего брата. Ребенок тоже умер, и тете Бекк – младшей сестре моей матери – пришлось растить меня с пятилетнего возраста.

– Но не бойся, - продолжила тетя Бекк. – Я с самого начала заметила у тебя задатки великого пользователя магии. Придет со временем. Просто надо попытаться еще раз в следующее полнолуние.

С этими словами она завела меня внутрь – в звуки мычания коровы и кудахтанья кур, доносившиеся из следующей комнаты – и усадила перед кашей. Думаю, большая часть моих страданий, пока я сидела там, прокладывая реки сливок в бассейне меда, происходила от мысли, что мне придется пройти через всё заново.

– Ешь! – резко велела тетя Бекк.

Так что я начала есть, и мне от этого как-то полегчало – во всяком случае достаточно, чтобы я доплелась до моей маленькой узкой кровати и проспала до тех пор, пока послеполуденное солнце не начало спускаться по небосклону. Я могла бы проспать и дольше, если бы кто-то не постучал в дверь тети Бекк.

– Откройте! – высокопарно потребовал он. – Откройте во имя короля!

Это оказался мальчишка с Логры – ужасно гордый тем, каким глубоким и мужественным стал его голос. Еще на прошлой неделе он скрипел и ревел повсюду, и над ним смеялись даже больше, чем обычно. Тетя Бекк открыла дверь, и он прошагал внутрь, выглядя довольно-таки величественно в новой униформе с королевской накидкой, тяжелыми складками покачивающейся на его плечах.

В замке его, может, и презирают, называя «огр с Логры», но к чести моего дальнего родственника короля должна сказать: мальчишку обеспечивают всем необходимым. Он всегда хорошо одет и так же хорошо образован, как я – а я хожу в замок на уроки трижды в неделю, – и думаю, они учат его также обращаться с оружием. Во всяком случае, на поясе, стягивающем его тощие бедра поверх новой куртки из вычесанной овчины, висел меч. Подозреваю, что этим мечом он гордился еще больше, чем своим новым взрослым голосом.

Он прошествовал внутрь во всем своем блеске и вдруг остановился, глазея и заикаясь. Раньше он ни разу не был в нашем доме. Прежде всего он явно ужаснулся маленьким размерам комнаты и тому, что я лежала в постели, приподнявшись на локте, прямо за кухонным очагом, а потом он был поражен картинами тети Бекк. Тетя Бекк – довольно хороший художник. Она говорит, у нас, людей со Скарра, это основной дар. Наша комната обвешана картинами: мои портреты, и портреты моей бедной усопшей матери, и любого пастуха или рыбака, который был достаточно безрассуден, чтобы согласиться позировать ей. Моя любимая картина – очаровательная группа детей из замка, ругающихся и смеющихся на ступенях, ведущих к залу, в то время как падающий наискось над их головами свет золотыми зигзагами ложится на верхние ступени. Но есть также и пейзажи: горы, вересковые пустоши и море, и несколько изображений лодок. Тетя Бекк даже разрисовала ширму, закрывающую ее кровать так, чтобы она выглядела как одна из стен с полками, забитыми горшками и склянками, и с висящими связками лука.

Мальчишка – у него странное Логранское имя, звучащее как Ого, чем и объясняется его прозвище – глазел на всё это, вытянув вперед большую гладкую голову и сморщив в изумлении бледное прыщеватое лицо. Ему пришлось пристально рассмотреть ширму, прежде чем он смог понять, что она тоже является картиной. И тогда его уродливое лицо порозовело, поскольку вначале он подумал, что это стена.

– В чем дело, Ого? – спросила тетя Бекк – она с ним слегка саркастична, как и все остальные.

– Эт-то, - заикаясь, произнес он. – Это всё так красиво и так реально. И… - он указал на группу детей на ступенях. – Здесь есть я.