Однако Божьей милостью это теперь поправлено, когда в различных местах [я] достал с дюжину других Летописцев. К тому же in evoluendis multoties que enucleandis variis Historicis assiduo duroque superato labore optatam historiae Lituanicae con tigi metam. Omnia etenim conando et lente festinando docilis solertia vincit (в случае неуспеха труд по истории Литвы много раз перерабатывается, а различные исторические факты уточняются,чтобы достичь желаемой цели. Все это приводит к тому, что мастерство и скорость подачи материала постепенно увеличиваются).

А если кому-то иногда покажется, что упомянутая книга о Европейской Сарматии, которую я писал в Витебске (о чем ясновельможный пан Станислав Пац, воевода витебский 183, и все тамошнее рыцарство хорошо осведомлены), мне не удалась, то пусть знает о том, что эта моя работа abortivum in immatura edenda prole passa est. Illius etenim nostri laboris cujus testem Deum opt: max: contra conscientiam meam appello, fructu, per quendam Italum, et eundem peditum in Witebska praefectum, frustratus sum, qui quamus ipse ne primis quidem musarum fontibus labra admouerit, et prorsus literarum expers fuerit praefati libri exemplar, ut populari satiaretur aura, sub nomine suo quibusdam verbi et sententiis (ut ipsius inventio inde appareret) facile immutatis, imprimendum dedit. Et sic nos non nobis. (в отношении публикации перенесла преждевременные роды. Тому, что этот труд, который я называю плодом, мой, свидетель Бог, а более всего моя совесть. Итальянский командир пехоты в Витебске, который не первый повторно припадал к источнику вдохновения, очень разочаровал меня тем, что задумал попросту переписать вышеупомянутую книгу, даже не имея полной ее копии, чтобы выпустить в свет под своим собственным именем. Некоторые слова и предложения (свидетельствующие о том, откуда они взяты), можно было слегка изменить, печатникам за это заплатили. Вот так наше не нам [досталось]).

Не для себя волы тяжелый плуг таскают,

Не для себя мед пчелы собирают,

И пташки не себе птенцов в гнезде выводят,

И овцы не в своей лохматой шерсти ходят,

Не яблоне плоды вкуснейшие достались;

Вот так и люди, что за труд тяжелый взялись.

Пока мы тут писали и трудились,

Другие нашей славой похвалились.

В павлиньи перья раз ворона нарядилась,

Решила: сорван куш, и сразу возгордилась.

Но ясно, что успех так просто не дается:

Павлин расправил хвост, ворона в угол жмется.

Лишь мастер сам свой труд представит вам достойно,

Халтурщик [partacz] в уголке пусть посидит спокойно.

Multa tulit puer sudavit et alsit, Abstinuit Venere et Bacho, Qui Pifia cantat. (Ребенка берегут от многого: от жары и от холода, от Венеры и Вакха, о которых поет Пифия). Только у Юпитера, как у бога, вышло, что стоило один лишь раз ударить по голове, как сразу у него из мозга выскочила вдруг дочка, панна Минерва, богиня наук 184. Но мы не Юпитеры, нас надо не раз по лбу стукнуть, если кто-то хочет что-то сделать с мозгами. Я, однако, Господь Бог [свидетель], не сомневаюсь, что впредь author fruetur debito, et plusquam iuste promerito honore, когда tempus veritatis parens eam ipsam veritatem e tenebris in lucem iducem (автор будет наслаждаться должным почтением и заслуженной им честью не только когда время породит правду и истина выйдет на свет). А того, который приписал себе все то, над чем не работал, да и мозги (ingenium) его для этого не годятся, если спросить, как он понимает то или иное, confundetur, et six suo iudico so rex peribit, etc. (ему будет стыдно, ведь судить его будут шесть представителей короля 185, и так далее). Но приступим теперь к [нашему] рассказу.

Далее тот же летописец той Пояте Кернусовне приписывает (kladzie) в мужья некого Кирусса или Гедруса, князя Дзялтувского (Dziewaltowskiego), но другие летописцы, хоть бы я и тысячу их согласовывал (concordowal), не упоминают никакого другого Гедруса, кроме одного лишь сына Романа или Ромунта герба Китаврас, от которого пошел род князей Гедройцких. А его братьями были Наримунт, Довмонт, Тройден, Гольша, как о том будет ниже.

Глава четырнадцатая

О Куковойте Живибундовиче, князе Жмудском и Литовском

Куковойт или Куковойц, сын Живибунда из герба Китавраса, после смерти родителей, отца Живибунда и матери Пояты Кернусовны, как [их] наследник завладел жмудским престолом в Юрборке и в Коносове или Ковно и литовским [престолом] в Кернове. Немцам, которые в то время прибыли в Лифляндию и основали новый рыцарский орден для [распространения] христианской веры, [он] мужественно противился, когда те совершали набеги на Курляндию и Жмудь, как на земли язычников. Утенус или Втинуер (Vtinuerus). Еще при жизни он назначил [будущим] правителем сына Утенуса или Уциануса (Ucianussa), которого Петр из Дусбурга, стародавний прусский историк, пишет Втинуером, королем Литвы (Vtinuerum Regem Lituaniae) 186.

Глава пятнадцатая

О поражении Балаклая, царя Заволжского, [понесенном им] от Скирмунта в году 1221

Султан Балаклай, царь Заволжской Орды, которая между прочими татарами в то время была сильнейшей, благодаря внутренним несогласиям подчинив себе русских князей, над которыми ныне монарх великий князь Московский, распространил свою власть от Каспийского или Персидского моря, которое Москва зовет Хвалынским морем, вплоть до Черного Турецкого моря, где река Днепр впадает in Pontus Euxinium (в Понт Эвскинский), и где заложил также замок от своего имени, который и ныне зовется Балаклай 187. Кто бывал в диких полях в низовьях [Днепра], тому должно быть хорошо известно, что там еще стоят городища Балаклай, Чапчаклай, Ослам 188 и прочее. А из князей литовских сначала Эрдзивил, а потом за ним Мингайло, Скирмунт и Гинвил завладели многими русскими княжествами и на них пановали, а дани Заволжской Орде не давали, как и иные русские князья. И Балаклай отправил своих послов к Скирмунту Мингайловичу, князю Новогрудскому, Туровскому, Пинскому и Мозырскому, наследнику Повилийской Литвы, напоминая ему об обязанности давать дани и поклоны (dani y holdu). А вместе с послами сразу же прислал к нему сборщиков и ревизоров (rewizory), которые сами брали бы дань с каждой головы и [чтобы эти] сборщики, будто псы, постоянно жили бы при Скирмунте, присматривая за его поступками. Нынешний турецкий царь (cesarz), как я и сам видел, сохраняет этот обычай в отношении своих данников.

Скирмунт же, ценя свою свободу, не хотел этому подчиниться и решил на насилие отвечать насилием, а на силу силой. Поэтому сразу же разослал письма по своим русским и литовским панствам, чтобы были готовы [воевать] против жестоких татарских наездов. И когда сосчитал русские и литовские войска не приблизительно, а как следует, убедился, что все в порядке, и понял, что сможет дать отпор Балаклаю.

Жестокость Скирмунта [по отношению] к татарским послам. А потом пригласил к себе татарских послов и всем им и слугам их рты или губы (geby albo wargi), носы и уши приказал пообрезать и, таким образом разукрашенных (tak przystrojonich), отослал их к царю Балаклаю с отповедью, что такая же дань, которая причитается с Руси, ждет и тебя самого.