Сам господин даже в их служебном бездействии находил для себя массу полезных занятий. Один день у него пошел на чистку револьвера и заточку клинка в трости. Другой на полную, или как выражался Меркулов, "генеральную" уборку (Мих сначала насторожился, ибо ожидал, что посмотреть, как они вычищают кабинет, явится некий генерал), потом вот сел за книги. А ему, орчуку, спрашивается, что делать?

Нет, пробовал, конечно, полукровка по примеру титулярного советника в чтение удариться. Но тягостно целыми днями над книгами корпеть, глаза устают, лоб затекать начинает, в висках стук происходит. Да и большей частью держал у себя Витольд Львович все труды бермудные, подкупая новые все с теми же замысловатыми названиями: "Воображаемая геометрия" Лобачевского, "Хирургическая анатомия артериальных стволов, с подробным описанием положения и способов перевязки их" Пирогова, "История государства Славийского" Карамзина.

Миху же нравились романы, обязательно с приключениями. Чтобы герой в них либо стрелял метко, либо силой обладал исключительной или ловкостью, а геометрии эти - муть одна сплошная. Вот и приходилось теперь орчуку сидеть подле Меркулова на крепком табурете (сумел у сослуживцев выпросить, ведь в самом кабинете выделенном только шкаф, стол да стул господский, а про полукровку вроде как забыли) и откровенно скучал. То потолок начнет рассматривать, то пальцем возить по стене начнет, то нос почешет.

Уж как хотел орчук, чтобы поскорее закончилась круговерть опасная, а вот завершилась она, и непривычно теперь. Едят как положено, по три раза в день (полденные перекусы тут не в счет), спят тоже по режиму особому, чтобы глаза с утра не продирать через силу, даже на службу пешком стали ходить неспешно, а все равно скучно.

За окном зашуршало, появилась сначала одна рука, потом вторая, а после внутрь влез и сам Сенька. За пазухой у него была спрятана свежая, но уже смятая газета с загнутыми углами. Мальчишка по-хозяйски огляделся, вытер вечно сопливый нос и кивнул орчуку.

– Дядя Мих, дай пирожок.

– Еще тебе чего дать?
– Спросил полукровка с напускной строгостью.
– Сколько раз тебе говорили, не лазить через окно. Двери для чего?

– Ой, там пока бумагу выпишут, пока вас известят, пока пустят, полдня просидишь, - стал вытаскивать газету мальчишка.
– А тут по трубе взобрался, и все. Ну дядя Мих, дай пирожок, смотри чего принес.

Он протянул свернутые листы, но не орчуку, а сразу Меркулову. Витольд Львович оторвался от книги, взял газету, поданную не с первой страницы, а с четвертой и стал читать вслух.

– По причине здоровья моршанский обер-полицмейстер Муханов Александр Александрович, полный кавалер орденов и...
– титулярный советник пробежал глазами менее любопытное и остановился на самом значимом, - подал прошение Его Императорскому Величеству о выходе на пенсию... Мих, да дай ты уже Сеньке пирожок... В ближайшее время Его превосходительство отправится в родовое имение под Охотском.

– Это ж у черта на рогах, - удивился орчук, вынимая из-под ручника купленные утром пирожки.

– Я думал, его в острог упрячут, - схватил грязной рукой угощение мальчишка и тут же кусая, - у... с капустой. Вчера лучше были.

– Вот ты вчера и приходи. Да и вовсе болтать тебе об обер-полицмейстере не положено. Смотри, у меня, разболтаешь кому...

– Дядя Мих, так я же свой, я ж ни в жисть!

Как ни странно, тянулся мальчишка к Миху, да и орчук Сеньку полюбил. Вихрастый, смышленый, шустрый, единственно только улица на нем уже отпечаток свой поставила: и манерами, и поведением. С жизнью прошлой и общением он не завязал, якшался с личностями всякими подозрительными. Через это у Миха с Витольдом Львовичем основные споры и шли. Меркулов упорствовал, что мальчишку к хорошей жизни надо через доброту и ласку приводить, Мих же упор делал на строгость и дисциплину.

– Дядя Мих, а ты возьми завтра с рыбой, ужо они вкусные, жуть.

– Через дверь зайдешь, возьму.

– А как же ты возьмешь, ежели покупаешь утром, а я к обеду прихожу?

– Вот так. А научишься как человек являться, закажу большой орчий пирог с мясом и весь тебе отдам.

– Да ну?
– Чуть не подавился капустой Сенька и задумался.

– А и вправду, господин, чего Его превосходительство в острог не отправили?

– Если арестовывать Муханова в открытую, то придется и статью раскрывать. А вы сами только подумайте, обер-полицмейстер столицы и изменник. Смута будет. К полиции, опять же, доверие утратится. Лучше Александра Александровича в ссылку отправить, да подальше, чтобы не разболтал чего. Думается мне, не вернется он оттуда уже, надзор за ним будет соответствующий.

– Дядя Мих, дай три копейки.

– На что тебе?

– Как на что, за газету отдать. Я же почти воровать перестал.

– Как же тебе газету отдали?

– Да я и не спрашивал. Знаю же, что обернусь с деньгами, а так лишний раз бегать придется.

Вздохнул орчук, ну что с мальчонкой этим делать будешь, но все же деньги дал. Тяжело он теперь с каждой копейкой расставался. Поистрепало их положение плохая расчетливость Витольда Львовича: туда, Мих, денег дай, сюда выдай. Чуть крепко не поругались, но все же полукровка своего добился и теперь все вопросы, с тратами связанные, самолично решал.