— Верно, что — как па льдине, только взял пас тут немец в капкан за горло.

Но я отвечала так:

— Не немец взял нас в капкан за горло, а мы его, ленинградцы, взяли в капкан за горло. Сколько дивизий мы здесь немецких сковали и держим, пошевельнуться не даем, в то время, когда наша армия их в других местах бьет, а мы тут их резервы душим. Вы это понимаете?

Умерли у меня в эти дни муж и сын Павел. Сына Виктора я отправила на фронт воевать. Осталась одна. Работала на оборону, вязала маскировочные сети. И старалась побольше быть на людях, чтобы помогать им.

Стали мы восстанавливать фабрику. Снова я молодежным цехом стала командовать, учить. И теперь я говорила своим ученицам, когда они нормы перевыполняли:

— Спасибо вам, дорогие, от имени Советской власти, ведь каждая ниточка нас к победе приближает.

А про царское прошлое уже не говорила. Немец его заменил — фашист. Молодежь хорошо знала, что это такое, и работала так, как я работала раньше, отбиваясь от проклятого прошлого, чтобы моя страна сильной стала. Два раза Виктор ранен был на фронте. Но свое горе я от людей прятала. В 1945 году мы уже превысили довоенную выработку и потом все время вверх шли.

В этом году лучшая моя ученица Мария Смирнова закончила годовую норму уже в августе. А весь мой цех выполнил свое слово, данное Родине, и до срока закончил годовой план. Советская власть, партия большевиков дважды спасали мою жизнь от гибельной доли, и сейчас вся моя жизнь проходит передо мной, и мне все кажется, что я сделала мало, и хочется сделать больше…

Так говорила советская женщина, ленинградка Анна Васильевна Лукьянова — депутат Верховного Совета, старая ленинградская работница.

Жизненный путь Клавдии Ильиничны Гречицы совсем иной. После окончания семилетки Клавдия пришла на завод «Красная заря» и поступила учиться. Потом стала на конвейер по сборке реле, потом снова начала учиться и получила высокую квалификацию контролера по тренировке малых АТС. Кропотливая, точная работа, требующая обширных знаний, давалась нелегко. Клавдия решила учиться дальше, чтобы стать инженером–электриком. Началась война. На заводе стали делать и ремонтировать поврежденные в боях армейские средства связи. Завод находился под огнем, его бомбили, обстреливали.

— Немцы нарочно обстреливают нас, чтобы срывать фронтовые заказы, — говорила Гречица, — нечего терять время по бомбоубежищам.

И девушки с ней соглашались.

Несколько раз горел цех, и девушки превращались в пожарных. В цехе были выбиты стекла, на полу лежал снег, часто приходилось, прежде чем приступить к работе, убирать цех после разрушений, причиненных бомбами и снарядами. Девушки работали как строители, монтажники, грузчики.

Потом у Гречицы началась цинга, распухли ноги и руки. Она пошла на завод, где изготовляли мины, и поступила туда контролером. Во время приемки мин можно было сидеть, и ноги не так болели, а распухшие руки не сильно мешали, потому что не было такой тонкой работы, как сборка средств связи, где некоторые детали не больше комариной ноги.

Она вернулась на свой завод, когда его начали восстанавливать. Работала как строитель. К 7 ноября 1944 года ее бригада собрала первую автоматическую станцию.

На завод пришли новые люди, их нужно было учить. Она стала бригадиром–инструктором и решила обучать фронтовиков–инвалидов Отечественной войны сложной специальности регулировщиков реле. Было очень трудно и им, и ей. Но она терпеливо, заботливо учила их. Она понимала, что дело не только в том, чтобы передать им знания: нужно внушить им веру в свои силы, в свою человеческую полноценность. Это была борьба не столько за то, чтобы человек овладел техникой, сколько за самого человека. Все свои душевные силы она отдавала этому большому делу. А. Русаков и Р. Кутьин стали лучшими регулировщиками цеха. К 10 сентября цех закончил годовую программу.

Вот что сказал один из бывших фронтовиков о своей молодой учительнице:

— Таких, как она, девушек в Ленинграде много. И они так же хорошо работали во время войны, как хорошо они работают и сейчас. Но укажите мне другую такую страну, такое государство, где есть хоть одна такая девушка, каких у нас в Ленинграде тысячи, — чтобы она оказалась способной пройти подобные испытания, которые прошли наши ленинградки. Дважды мою аппаратуру разбивало на фронте, и дважды я получал ее с завода отремонтированной с записочкой неизвестному бойцу от товарища Гречицы: с просьбой сообщить о качестве ремонта аппаратуры. И, когда я однажды приехал сюда на завод с фронта и началась бомбежка, я пошел искать бригадира по бомбоубежищам, потратил на это много времени и, только когда тревога кончилась, я нашел Клавдию Гречицу, спросил ее, где она так спряталась, что ее невозможно было найти. А она сказала мне:

— Мы не прятались, мы работали.

Вот эти слова и являются частицей ее биографии. И эти слова можно полностью отнести к нашим матерям, женам, сестрам и дочерям — ленинградкам. Я должен вам сказать, что нет такой меры, чтоб измерить душу народа, у которого женщины так прекрасны, так героичны и так могут любить Родину и нас всех с вами, не жалея своей жизни, сил!

Так сказал о Клавдии Гречице, о женщинах Ленинграда, о всех советских женщинах офицер, участник Отечественной войны, тяжело раненный на войне, но с помощью ленинградской скромной работницы снова вернувшийся в боевой строй строителей великого настоящего и будущего — строителей коммунизма.