–  Что мне оставалось делать, мистер Богатырев, я взял деньги и передал Гастону, мужу моей сестры. У него большая семья, сам он больной человек. Ну, а сегодня я вскрыл свой личный пакет и нашел вот это письмо.

Итак, третье письмо известного уже содержания.

–  Вы сообщали кому-нибудь об этой истории?
– спросил Богатырев.

–  Нет, - угрюмо буркнул инженер.

–  Почему?

–  Я хотел непременно принять участие в экспедиции, - Рошаль помедлил и с явной настороженностью добавил.
– Меня могли отстранить от полета.

–  Почему?
– повторил вопрос Хэгстром.

–  Мой дед был осужден в сорок шестом году за сотрудничество с оккупантами. Это обстоятельство сегодня для многих повод гордиться, однако мне бы этого не простили. Я прошу вас поверить мне. Я хотел немедленно после старта обо всем сообщить вам. Вот… сообщаю.

–  Хорошо, Пьер, вы свободны.

Рошаль вышел. Хэгстром почувствовал, что командир корабля повеселел.

–  Знаете, мистер Хэгстром, простите, Эд, я начинаю думать, что это провокация. Они не поскупились на валюту, намереваясь внести раздор и подозрение. В космосе склоки страшнее метеоритов.

–  Дай бог, чтобы вы оказались правы. Кого теперь, Игорь?

–  Роберта. С Томом вы будете разговаривать сами.

Роберт Скотт, или Боб, как его называли космонавты, высокий, худощавый негр из Абиджана, уверенно переступил порог комнаты…

Боб - инженер по ракетным двигателям. Он учился в Москве, затем несколько лет работал в международном космическом центре. Было достаточно много официальных лиц, которые считали нецелесообразным включать Боба в состав экспедиции ООН. Они доказывали, что он слишком молод и слишком малый вклад внес в науку.

Когда после долгих споров Скотт наконец был утвержден, его пригласили в СССР, чтобы он основательно познакомился с конструкцией двигателей корабля, который снаряжался на Ивер. Все это время Боб провел в космическом центре.

Боб сжал кулаки, слушая объяснения Богатырева.

–  Значит, на Ивере ваши милые соотечественники?
– резко бросил африканец Хэгстрому.
– Я подозревал, что так оно и есть.

Хэгстром перехватил взгляд Боба Скотта и почувствовал себя неуютно. В этом взгляде было столько ненависти и презрения, что профессор поежился.

–  Ваши соотечественники так ничего и не поняли и ничему не научились, - с вызовом добавил Скотт.

В словах африканца чувствовалась традиционная неприязнь угнетенного…

Сколько поколений его предков копили ненависть к человеку с белой кожей!

–  Спокойнее, Боб. Профессор Хэгстром - начальник экспедиции.

Однако Скотта не так-то легко было успокоить.

–  Для чего только вашему правительству потребовалось тащить к Иверу всю эту международную компанию?
– бросил он Богатыреву.
– Вы бы сами управились значительно лучше.

–  Я понимаю ваше отношение, мистер Скотт, - сухо произнес Хэгстром, - однако должен вам заметить, что вы не по адресу направили свой гнев.

Африканец принужденно улыбнулся.

–  Простите за несдержанность.

Когда Боб вышел, Богатырев, усмехнувшись, кивнул ему вслед.

–  Темпераментный парень.

–  Слишком.

–  Что делать, Эд, за свои деяния приходится держать ответ. Не нам, так нашим детям. Ну, с Томом, может, вы сами по-родственному объяснитесь?

–  Только что, Игорь, ты доказывал, что склоки страшнее метеоритов, Недоговоренность - это та же склока, только более опасная.

–  Хорошо. Поговорим с Томом.

Хэгстром с обостренным вниманием разглядывал мужа своей дочери. Перкинс провел ладонью по подбородку.

–  Принимаю ваш молчаливый упрек, сэр. Через пятнадцать минут щетины не будет. Что это у вас такие засекреченные лица?

Богатырев заученно повторил вопрос.

–  Ничего не понимаю, Игорь. Знаешь, у нас есть отличная поговорка - или выкладывай начистоту, или проваливай к черту.

Хэгстром вслушивался в слова Тома. Нет, это звучало так же, как и всегда. Том явно ничего не понимал. Богатырев повторил рассказ.

–  Миллион? Сэр, преклоняюсь перед вами.
– Перкинс расхохотался.
– Я всегда говорил Фанни, что вы чудесный отец, но совершенно непрактичная личность.

–  Ну-ну, осторожней, - притворно сердито проговорил Хэгстром.

Перкинс снова расхохотался.

–  Жаль, что они не обратились ко мне. Я бы… - Перкинс вдруг смолк.
– Погодите, здесь есть еще двое?

–  Том, мы должны обсудить это с Игорем. Пока не пускай в ход кулаков и не смотри на других зверем. Я знаю, притворяться ты не умеешь.