Шрифт:
– Куда пойдем кушать?
– спросил я.
Она ничего не ответила.
– Хочешь в ресторан?
Молчание.
– Тогда давай сходим в зоопарк, там и поедим на ходу пирожков, мороженого? Только оденься по-человечески, а то всех зверей напугаешь.
...В джинсовом костюмчике она выглядела приличней, но все равно походила на маленького уголовника.
А в зоопарке долго стояла около клетки с волками...
Прошло три дня. Я долго читал на кухне, потом лег, наконец. Не успел задремать, как меня начали теребить за плечо.
– Слушай, вставай, вставай скорей.
– Ну-у, - протянул я, - что случилось?
– Ну, вставай же, скорей вставай.
– Что случилось, в этом доме?
– я с трудом сел и вытаращился на Машу.
– Что случилось в этом доме, чадо?
– Надо ехать к волку. Скорей!
Я взглянул на часы. Пять утра.
– В такую рань зоопарк закрыт.
– Надо ехать. Надо. Скорей!
– Бог ты мой, - я начал одеваться.
– Я понимаю, что волк вызвал тебя по сотовому телефону, но при чем тут я? Я не давал ему никаких обязательств и пакт дружбы не подписывал...
Я посмотрел на Машу и прервал свое шутливое бормотание. Одно то, что она снова была в своем уродливом трико, говорило о серьезности ее намерений. Я ведь с первого дня заметил в ней некую странность, что-то похожее на откровение юродивых. Иногда я только собирался что-то сказать, сделать, а она уже реагировала. Иногда мучительно страдала: от чего-то, происходящего за пределами моего сознания. В зоопарке звери при виде ее выходили из сонного транса и чуть ли не вступали с ней в беседу. Она же разговаривала с ними на каком-то птичьем языке и они ее, вроде, понимали.
Я думал обо всем этом сквозь дремоту, отрывочно и не заметил, как мы приехали, вышли из такси, а Маша уверенно, будто бывала тут сотни раз, провела меня по Красной Пресне, потом каким-то двором скользнула в щель железной ограды.
Я протиснулся за ней, а она уже почти бежала, дыхание ее не изменилось, что я отметил мельком, и вот она бежала уже, мелькая стертыми подошвами, дышала так же тихо и ровно, а я бежал за ней, стараясь делать это бесшумно, и тут она остановилась, я легонько налетел на нее, затормозил каблуками и заглянул через колючую макушку.
Под кустом лежал на боку волк. При виде нас он заскреб задними лапами, перевалился на живот, нелепо расставив передние; трудно поднял голову.
– Ты стой, - сказала Маша шепотом, - ты стой тут, не ходи.
Она легко как бы перетекла вперед, присела рядом с волком, положила руку на зубастую морду и стала что-то бормотать на птичьем языке. Волк расслабленно откинулся набок, закрыл глаза, вздохнул.. Маша тоже закрыла глаза.
В полной тишине они походили на серое в сумерках рассвета изваяние - девочка и зверь.
Неожиданно Маша вся изогнулась, напружинилась, скрючила пальцы, стала походить на зверя больше, чем безвольный волк.
Я вскрикнул. Маша душила волка. Все тело ее извивалось, колотилось, лицо посинело, глаза по-прежне-му были закрыты.
Я стоял неподвижно. Я оцепенел.
Волк последний раз дернулся и затих. Маша отвалилась от него, как сытая пиявка, ватной игрушкой раскинулась на траве. Веки ее дрогнули, блеснули белки. В этот же момент открылись веки волка. Стеклянные мертвые зрачки...
Я сел на траву. Вокруг все еще стояла тишина, в следующий момент она рухнула и в уши мне ворвался разноголосый гвалт зверинца.
Я передернулся, отгоняя кошмар, посмотрел, будто хотел запомнить, на два тела: теплое живое и теплое мертвое, поднял Машу на руки и, запинаясь, пошел к выходу.
Я совсем забыл про лаз в заборе, вышел через главный вход, причем сторожа мне почему-то открыли, не спросив ни о чем.
Д ома я положил Машу на кровать и долго сидел рядом, щупая пульс. Пульс и дыхание были ровными - девочка крепко спала. Постепенно я успокоился, накрыл ее одеялом, вышел на кухню. Больше всего я нуждался в стакане водки.
Мысли мои начали упорядочиваться, и утром рано я позвонил в зоопарк, чтобы уточнить одну из этих мыслей.
"Да, - ответили мне из дирекции, - один из волков найден возле вольера. Сдох, скорее всего от удушья. волк очень старый..."
"Один из волков найден возле вольера,- повторил я шепотом, вешая трубку.- Сдох, скорее всего от удушья. волк очень старый..."
Какой-то кубик моих догадок стал на место. Я знал, что стая иногда убивает или изгоняет умирающих животных, что этот рефлекс иногда проявляется и у домашних... Я сам видел, как к сбитой машиной дворняге подбежала другая, оттащила ее с проезжей части, лизнула, а потом схватила за горло и задушила. Что это? Гуманность природы для того, чтобы сократить время предсмертных мук?