– Андокида! Ты что - сдурела?!
– воскликнул изумлённый Полимед.
– Сейчас же выбрось эти нелепые мысли из головы!

– Ну почему - нелепые? Ты подумай - наша мегарская чаша и ритон выглядят совсем как золотые. Глупые варвары ни о чём не догадаются! Да и не всё ли им равно, что зарывать в землю - золото или бронзу? Ну же, Полимед, решайся!

– Нет!
– испуганно вскрикнул Полимед.

– Ну почему, почему - нет? Ведь такое богатство пропадёт почём зря! Дорогой, давай сделаем так, как я сказала.

– Нет, нет и нет!
– Полимед, свирепо выпучив глаза, повысил голос до визга.
– Только в безмозглую женскую голову могла прийти такая безумная затея!
– он поспешно побросал разложенные на кушетке сосуды обратно в ларец, затем подскочил к жене и грубо вырвал из её рук мегарскую чашу.

– Дай сюда, дура!
– он торопливо швырнул тонко зазвеневшую чашу в ларец, захлопнул крышку и дрожащими от негодования руками запер на замок. Этого ему показалось мало, и он унёс ларец в соседнюю спальню, где стоял в углу его надёжный, окованный толстой медью дорожный сундук, и на глазах последовавшей за ним жены упрятал его там под двумя тяжёлыми навесными замками. После того, как доверенные ему басилевсом ценности оказались в безопасности, а связка ключей - у него за пазухой, Полимед вновь обратил к жене разгневанное, раскрасневшееся лицо.

– Скифы вовсе не так глупы, чтобы не отличить золото от позолоченной бронзы!.. Тебе даже не пришло в голову, что если обман откроется, - а он непременно откроется!
– твой муж будет навек опозорен, и мне ничего другого не останется, как только выпить яд!.. И мало того: дело может закончиться войной - да-да, войной!
– с оскорблёнными скифами. И всё из-за одной глупой, жадной бабы!

– Ты просто жалкий трус! Ничтожество - вот ты кто! Чтоб тебе там пропасть в твоей Скифии!

Ответив на обидные слова мужа ещё более обидными, Андокида с пылающими от незаслуженных оскорблений щеками выбежала из кабинета, громко, на весь дом, хлопнув дверью, и, простучав башмаками по скрипучим лестничным ступеням, скрылась в гинекее. Полимед понял, что ужинать и спать сегодня ему придётся в одиночестве.

3

С трудом разлепив глаза, Полимед разглядел в полутьме сундук с висевшими сбоку на толстых бронзовых кольцах двумя большими железными замками, стоявший на своём обычном месте в углу справа от изголовья его кровати. Ещё не проснувшись, он машинально сунул руку под подушку, нащупал спрятанную там связку ключей, перевернулся на спину и с удовольствием потянулся с зажатыми в кулаке ключами, прогоняя остатки сна.

Вход из кабинета в спальню был плотно завешен пологом из гнедой лошадиной шкуры. Свет в комнату проникал из примыкавшего к дому с северной стороны двора через узкое - даже ребёнку не пролезть!
– оконце под самым потолком слева от кровати.

Сев на ложе, Полимед надел на шею ремешок с ключами, повернул голову к окну и, увидев клочок лазурного неба, коротко ругнулся, сообразив, что рассвет давным-давно наступил. Обычно его будила в дорогу жена, всегда щедрая на любовные ласки перед его отъездом, но после вчерашней ссоры он, чтобы успокоить поднявшуюся в душе бурю, выпил за ужином пару канфаров вина "по-скифски", вот и не смог сам вовремя проснуться, а никто из слуг без приказа не отважился его разбудить.

Поспешно накинув приготовленный с вечера в дорогу короткий серый шерстяной хитон, Полимед громко кликнул Итиса. В спальню тотчас вбежал молодой испуганный раб с коротко стриженными светлыми волосами, ещё за дверью безошибочно определивший по сердитому голосу хозяина, что тот, по-прежнему, сильно не в духе. Обувая хозяина в его любимые, лёгкие и прочные, дорожные скифики из коричневой воловьей кожи, раб сообщил, что кони давно запряжены, и Дром (давно проверенный конюх и возница, сопровождавший Полимеда во всех его сухопутных поездках) ждёт хозяина возле кибитки. Удовлетворённо кивнув, Полимед затянул на животе пряжку краснокожаного с богатой серебряной отделкой пояса, взял лежавшую на сундуке широкополый тёмно-коричневый петас и стоявший в том же углу толстый деревянный посох с бронзовой оковкой внизу и отполированным ладонью бронзовым двугорбым верблюдом на уровне плеча, и направился к выходу.

Одетый по-дорожному в короткую скифскую кожаную куртку, коричневые кожаные штаны и скифики, возница Дром обходил вокруг стоявшей перед воротами кибитки с арочным верхом, обшитой серыми воловьими шкурами, в который уж раз поправляя упряжь на четвёрке впряженных в неё попарно серых в крупных яблоках, широкогрудых, толстозадых рысаков. Из дверей своих каморок, прилепившихся к стене конюшни возле калитки, за ним наблюдали старый привратник Борей и грудастая повариха Троя, отданная хозяином верному конюху Дрому в сожительницы. Крепко держась с двух сторон за обшитый внизу красно-зелёным цветочным орнаментом подол её коричневой туники, таращили глазёнки на стоявших всего в трёх шагах огромных лошадей босоногие мальчики двух и трёх лет в коротеньких, льняных, вышитых цветами и птицами безрукавках. Но ни Андокиды, ни Аполлодоры, ни их служанок, всегда выходивших проводить хозяина в дорогу, в этот раз во дворе не было.

Покосившись на выкатившееся на покатую крышу восточного соседа солнечное колесо, Полимед спросил Дрома здесь ли уже соматофилаки.

– Да уж с самой зари дожидаются за воротами, - буркнул с явным упрёком заспавшемуся хозяину конюх, оглаживая широкой шершавой ладонью гладкий округлый бок правого переднего мерина.

Оглянувшись на стоявшего у него за спиной в ожидании приказаний Итиса (всего в его доме было трое рабов и три рабыни, не считая малолетних детей Дрома и Трои), Полимед послал его вместе с Дромом за своим дорожным сундуком, а сам, закинув в кибитку посох и шляпу, направился в скрытый за дальним углом конюшни нужник.

Когда минут через пять он вернулся, вместительный сундук, куда, помимо царского ларца, он ещё с вечера уложил расшитую золотом и серебром парадную одежду и обувь, а также траурную одежду тёмных тонов и многие другие необходимые в дороге вещи, уже стоял в кибитке, надёжно привязанный к деревянным рёбрам правой боковой стенки. Оставив детей под присмотром Борея, Троя принесла с кухни и упрятала в солому под облучком, на котором уже восседал с вожжами в руках её муж, козий бурдюк с разбавленным на три четверти вином и закрытую плетёной крышкой корзинку с едой, и теперь ждала хозяина с кувшином холодной воды и перекинутым через плечо скифским вышитым рушником в шести шагах от входа в нужник - возле огороженной невысоким каменным бортиком дождевой цистерны в северо-восточном углу двора. Наскоро ополоснув и вытерев лицо и руки, Полимед приказал Борею открывать ворота.