– Вот что, Полимед, - вновь взял нить разговора в свои руки Аполлоний.
– Палак потребовал выдать на расправу трёх наших послов, которых он подозревает в краже предназначенных Скилуру даров, а также уплатить ему десять талантов золота, если хотим избежать войны... Мы решили послать тебя к нему на переговоры. Не пугайся! Палак тебя и пальцем не тронет: Главк и сопровождающая его сотня сайев останутся здесь у нас заложниками твоей безопасности, - поспешил Аполлоний успокоить купца, вновь затрясшегося, как осиновый лист.
– Твоя задача в Неаполе - как можно дольше тянуть переговоры. Отвезёшь наши дары новому царю скифов. И на сей раз позаботься как следует, чтобы по дороге золото опять не превратилось в медь.

Басилевс Перисад тоненько захихикал. Усмехнулись в бороды и остальные, кроме несчастного Полимеда, угодившего из огня да прямо в полымя.

– Поздравишь Палака с восшествием на престол, - продолжал напутствовать отправляемого в пасть голодного волка родственника Аполлоний, - и скажешь ему, что послов своих басилевс Перисад не выдаст, поскольку они поклялись самой священной клятвой, что в пропаже из ларца предназначенных Скилуру золотых даров они не повинны... Ты, кстати, готов поклясться?

– Готов!
– без раздумий выпалил Полимед.
– К-клянусь всеми обитателями с-священного Олимпа, что я не похищал из ларца золотые с-сосуды. Пусть владыка Зевс испепелит меня м-молнией, если я л-лгу!

– Отлично. Поедешь не спеша. По пути заедешь в Феодосию, - пусть Лесподий при свидетелях даст такую же клятву... В Неаполе предложишь Палаку один золотой талант за то, чтобы предать этот досадный инцидент забвению и жить дальше, как добрые соседи. Поторговавшись, можешь поднять цену до двух талантов, но не больше. Если Палак не согласится...

– А он наверняка не согласится!
– перебил логографа Левкон. Поглядев на брата басилевса с немым укором, Аполлоний продолжил:

– Если Палак не согласится мириться за два таланта, но согласен уменьшить свою цену за мир, скажем, до пяти, шести или семи талантов, ты скажешь, что тебе необходимо послать гонца в Пантикапей, чтобы узнать мнение на этот счёт басилевса Перисада. Твоя задача, если не привезти нам мир, то постараться оттянуть начало войны как можно дальше. Понятно?

Полимед энергично закивал.

– Но п-почему я? Мне к-кажется, Оронтон справился бы куда л-лучше.

– Нет. Этнарх сатавков для этой роли не подходит. Ему басилевс поручил другое очень важное дело. К тому же, кто лучше всех сумеет сбить цену, как не купец, который все зубы съел, торгуя со скифами, - разъяснил очевидное Аполлоний.
– Так что придётся ехать тебе. Выедешь завтра с таким расчётом, чтобы оказаться в Неаполе через два дня. А пока ступай, подожди меня в моём кабинете: там мы поговорим обо всём более подробно.

Дождавшись, когда купец скрылся за дверью, казначей Деметрий, пробежав глазами по разбросанной вокруг ларца медной посуде, высказал вслух не дававший не одному ему покоя последние полчаса вопрос:

– Но кто же всё-таки прикарманил наше золото?

4

Когда серым пасмурным утром Савмак вернулся на отцовском мерине в расположение своего племени, отец, давно уже бывший на ногах, ни о чём его не спросил. Зато повылезавшие вскоре завтракать братья и друзья накинулись на Савмака с расспросами о царском дворце и, главное, зачем он понадобился царю Палаку. Савмак сперва отмалчивался, распаляя ещё больше любопытство сородичей, наконец, ответил, что ему не велено об этом говорить, и густо, как девица на смотринах, покраснел.

Если старшие воины - почтенные обладатели серебряных топориков, степенные отцы семейств - предпочитали отлёживаться и отсиживаться в шатрах и возле костров, метая кости и лениво потягивая из чаш вино или пиво, либо ходили в гости к приятелям и знакомым из других племён, сговариваясь женить после похода на Боспор (если милостью Ария он таки состоится) сына или выдать замуж дочь, то молодёжи, с бурлящей в жилах горячей кровью в тесном таборе не сиделось.

Торопливо позавтракав, молодые спешили разбрестись со Священного поля по ближайшей округе. Одни шли осматривать главный город Скифии (особенно северяне, многие из которых оказались здесь впервые), дивились конной статуе царя Скилура на центральной площади, ходили по неприступным стенам и обрыву, откуда открывался захватывающий вид на всю округу. Другие наполняли дома местных греков, с утра до ночи торговавших прелестями своих рабынь, или осаждали окружавшие Священное поле кибитки с продажными красотками. Большинство же, прихватив уздечки, спускались на раскинувшееся к северу от плато до самого Палакия обширное пастбище, на котором под присмотром слуг паслись многотысячные табуны. Там молодёжь резвилась и забавлялась вовсю: одни боролись на траве, другие - сидя на конях, третьи - скакали наперегонки, сидя или стоя в полный рост на голых конских спинах (некоторые удальцы состязались друг с другом в самом сложном и зрелищном виде скачек - стоя на спинах пары коней). А ещё - перетягивали аркан (куда ж без этого!), прыгали на конях в длину через овраг и в высоту через телегу, пытались поразить стрелами со ста шагов, стоя на месте, или на скаку с вдвое меньшего расстояния привязанных бечёвками к воткнутым в землю копьям голубей и воробьёв, которыми стрелков в изобилии снабжали местные мальчишки. Каждое племя всеми силами старалось доказать своё превосходство над другими на глазах у наблюдавших за их игрищами с окрестных высот вождей, скептухов, отцов, старших братьев, матёрых воинов-сайев, смешливых девушек, восторженных подростков и детей.

Савмак в то утро не пошёл с братьями гулять: огладив ласково тосковавшую на привязи по табуну и утраченной воле белую кобылицу, завалился спать в отцовском шатре. Вылез из шатра он, когда из висевшего над костром против входа котла вовсю потянуло сладким духом варёного мяса. Напившись из бурдюка воды, сходил за шатёр проведать свою кобылку, справил малую нужду. Обойдя вокруг шатра, сел возле входа, прислонясь спиной к натянутой между жердями воловьей шкуре, и стал молча глядеть, как Тирей варит обед.