– А вы заметили цвет букв? Похоже, письмо написано кровью, - вгляделся в расплывшиеся на лоскуте красные буквы Никий.

– Да, у того, кто это написал, не было с собой чернил, - отметил Лесподий.
– Думаю, этому предупреждению можно верить... Никий! Немедля пошли вдоль стены вестников с приказом всем гекатонтархам прибыть как можно скорее сюда ко мне.

– Слушаюсь, номарх!
– Никий бросился выполнять приказание.

Как только все 23 гекатонтарха съехались в казарму и расселись за пустыми столами в освещённой висевшими на четырёх столбах факелами трапезной, Лесподий прочитал им залетевшее со скифской стороны послание, написанное, скорей всего, одним из неапольских эллинов.

– Это выходит по пятьдесят скифов и всего по десять наших бойцов на одну лестницу!
– У Лесподия было время произвести подсчёт.
– Наше войско здесь слишком растянуто. Не в одном, так в другом месте, им удастся подняться на стену, и тогда их уже не остановить. Кроме того, нельзя исключать, что часть скифов - сами или вместе с таврами - зайдут на хору через горы и ударят нам в спину. Если нас отрежут, и мы поляжем здесь, то не только хора, но и сам город неизбежно станет добычей скифов. Считаю, лучше нам потерять временно хору, чем лишиться всего, оставив Феодосию без защитников. Поэтому, я принял решение этой ночью отвести войско в город... Есть ли такие, кто против?

– А город удержим?
– прервал повисшее под навесом молчание глухой голос одного из гекатонтархов.

– Я пошлю корабль в Пантикапей - просить помощи у Молобара и царевича Левкона. Город удержим... должны удержать, - Лесподий тяжко вздохнул.
– Хорошо! Раз все согласны, немедля возвращайтесь к своим воинам и уводите их кратчайшими путями в Феодосию. Я с тремя сотнями конников до утра останусь здесь у стены. Думаю, до утра скифы на стену не полезут.

Под утро землю опять укутал непроницаемым белым саваном туман.

За минувший вечер и ночь десяток греческих мастеров вместе с помогавшими им скифами успели сколотить больше половины из заказанных Марепсемисом двухсот лестниц. Марепсемис решил воспользоваться туманом, чтобы незаметно подкрасться к стене. Построившись возле табора так, чтоб по левую руку журчала невидимая река, тысячи пеших скифов в гробовом молчании двинулись вперёд по дну молочного озера. Шедшие впереди с лестницами сайи, как слепцы, ощупывали дорогу копьями. Наткнувшись на каменную преграду, осторожно, без стука, прислонили лестницы к стене и бесшумно, точно лисы в птичник, кто с копьём, кто с зажатым в руке мечом, полезли наверх. Вскоре сверху послышались их удивлённые голоса: первопроходцы сообщали тем, что лезли следом и толпились внизу, что на стене и в башнях пусто - греки сбежали!

Быстро поднявшись с братом Эминаком и тысячником сайев Камбисом на стену, Марепсемис приказал Камбису вести сайев по верху стены к расположенным на другом конце воротам, открыть их и не отходить от них ни на шаг, пока не сойдёт туман. Племенным воинам, полезшим на стену вслед за сайями, Марепсемис, опасаясь засады, приказал удерживать этот участок стены, запретив спускаться с неё на ту сторону, пока не развеется туман.

Вскоре утреннему солнцу удалось прорвать над морем завесу облаков, и туман стал быстро редеть. Марепсемис, ждавший этого часа с братом и сынами на одной из башен, послал половину своих телохранителей в табор за конями. Взорам царевичей, вождей и тысяч тесно стоявших на башнях и куртинах воинов постепенно открывались купы жёлтых полуоблетевших садовых деревьев, яркие пятна черепичных крыш над греческими усадьбами, бесконечные длинные ряды жёлто-салатовых, увядших с первыми холодами виноградников. Внизу до самого города, видневшегося вдали скоплением опоясанных серой зубчатой стеной красно-оранжевых крыш над укрытым тонкой белой пеленой заливом, не видно было ни одной живой души: только чайки да вороны пролетали иногда низко над садами, оглашая недвижный воздух зловещими криками.

К тому времени, когда полсотни телохранителей-сайев пригнали к стене две сотни коней для царевичей и своих товарищей, туман осел тонким белым облаком у самой земли - коням по колени, клубясь над беззвучно скользящей под стеною рекой и растворяясь в густом неподвижном камышовом лесу на болоте.

Марепсемис приказал трём подручным вождям вернуться с воинами в табор, свернуть шатры и ехать правым берегом реки под стеной к воротам, захватив с собой и лестницы, которые вскоре им понадобятся при штурме города.

Спустившись по шаткой лестнице к подножью стены, Марепсемис грузно уселся на покрытую роскошным, широким, отороченным длинной золотой бахромой чепраком спину своего золотисто-рыжего мерина и поскакал с братом, сынами и двумя охранными сотнями (своей и эминаковой) вдоль стены в сторону всё ещё скрытого в белом мареве моря.

Подъехав к распахнутым настежь воротам, Марепсемис увидел, что приветствовавшие его и Эминака радостными победными криками сайи уже успели перекинуть через речное русло брошенный бежавшими в панике греками за воротами мост. Две с половиной тысячи напитов во главе с вождём Скилаком, посланные вчера Марепсемисом перекрыть единственный выезд из Феодосии, въехав в открытые сайями ворота, выстроились колонной на уходящей между высокими каменными оградами греческих усадеб в сторону города дороге. Приветствовав вместе с Камбисом в воротах Марепсемиса и Эминака, Скилак попросил дозволения, пока царевичи будут ждать возле ворот остальное войско, отправиться с напитами в разведку к городу. Марепсемис дозволил.

Бегло оглядывая примыкавшие к дороге усадьбы (увы, но взять там было нечего - греки вывезли всё подчистую!), напиты двинулись к Феодосии. Отправив Ариабата вперёд во главе дозорной сотни, Савмаку вождь велел держаться рядом с собой. Жаждавший первым оказаться у стен Феодосии, Савмак неохотно повиновался, досадуя, что отец не даёт ему шанса проявить себя и обзавестись вражеским скальпом.

Изгибавшаяся широкой дугой вдоль тихо плещущегося о покрытый галькой берег невидимого моря дорога, вскоре вывела напитов из расчерченного высокими заборами лабиринта пригородных усадеб на широкое пустое пространство, тянувшееся между городской стеной и крайними клерами и служившее пастбищем для домашней живности горожан. Отсюда до западных ворот Феодосии было не больше полутора сотен шагов. Савмак, как и все напиты, принялся с жадным интересом рассматривать открывшуюся перед глазами высокую зубчатую стену, густо усеянную вражескими воинами в похожих на морские раковины блестящих металлических шлемах, и видневшиеся за нею в дальней возвышенной части города яркие чешуйчатые крыши и стройные белые колонны храмов. Это был первый греческий город, который он в своей жизни видел, - много больший, чем Тавана и даже скифский Неаполь!