Когда он закончил, Скилур похвалил его за находчивость: не всякий бы в его положении нашёл верный путь к победе нам зверем! А Сенамотис, восхищённо огладив нежной ладошкой его золотистые кудри, попросила подарить ей этого царя всех волков - ей хочется покрыть его чёрной шкурой своё ложе. На миг растерявшись, Савмак поспешил заверить царевну, что с радостью пришлёт ей его выделанную шкуру, как только покажет волка в Таване своим родным.

– Молодец, парень! Иначе, кто же ему дома поверит! Кхе-хе-хе-хе!
– опять рассмеялся Скилур, а за ним Палак и Гнур, и даже под хищным ястребиным носом царицы Атталы промелькнуло нечто похожее на улыбку.

Вошедшая в эту минуту в шатёр младшая царица Опия спросила, не пора ли подавать обед. Царь велел подавать: все уже, наверно, здорово проголодались, особенно наш юный гость, не державший во рту ни крошки со вчерашнего дня. В награду за упорство, находчивость и смелость, Скилур пригласил юношу разделить с ним приготовленный царицей Опией обед.

Двое слуг унесли савмакова волка обратно к шатру старшего бунчужного Тинкаса, а Опия и трое служанок внесли и расставили на ковре справа от царского ложа широкие блюда с самой обычной, привычной для любого пастуха едой и высокие узкогорлые кувшины с прохладным - из вырытой в северном склоне холма ямы - кислым бузатом, горьковатым пивом и сладким греческим вином. Кроме Савмака, обеих цариц, царевича и царевны, разделить трапезу с царём подсел и Гнур со своим робким учеником. Скилур приказал изголодавшемуся Савмаку не стесняться, есть и пить побольше. Набивая пустой желудок аппетитным нежным мясом и вкуснейшими пирогами, Савмак, в отличие от Палака и Гнура, чтобы не опозориться перед царём, старался особо не налегать на хмельные напитки, помня, как его развезло вчера на празднике в доме дяди.

Но и после обеда Скилур не спешил отпускать понравившегося ему юношу (ведь его замечательному коню требуется больше времени на отдых), предложив ему послушать сказание Гнура о столетнем Атее, который был не только самым могущественным из скифских царей, но и никем не превзойдённым охотником.

– Спой, сказитель, про гнев Искандера, Пеллипова сына!
– шутливо поддержал отцовскую просьбу заметно повеселевший после сытного обеда Палак.

Взяв поданные учеником гусли, Гнур выронил их, затем, кое-как пристроив на жирной ляжке, стал бренчать по струнам непослушными пальцами: не ожидая, что вновь придётся сегодня петь, старик явно хватил лишку за обедом. Приготовившись всё же запеть, он раскрыл пошире рот и вдруг громко икнул, затем второй раз и третий, вызвав заливистый смех Сенамотис, поддержанный Палаком. Бросив виноватый взгляд на недовольно нахмурившего чело Скилура, он лишь беспомощно развёл руками, не в силах совладать с пьяной икотой.

Но тут на выручку деду неожиданно пришёл внук. Подобрав с ковра выпавшие опять из рук деда гусли, робкий подросток, тайно влюблённый в прекрасную царевну Сенамотис, на которую он, сидя в царском шатре, так и не осмелился взглянуть хотя бы украдкой, чуть слышно попросил:

– Повелитель! Позволь мне спеть про царя Атея. Я хорошо помню эту былину.

– Ну что ж, мальчик, спой, - разрешил Скилур, впервые обратив на него свой пристальный, проникающий в душу взгляд.
– Послушаем, чему тебя успел научить этот старый пьяница.

СКАЗАНИЕ ОБ АТЕЕ

Много подвигов громких свершили наши с вами великие предки,

Далеко разнеслася по свету их побед громозвучная слава -

Всех врагов завсегда побивая, поражений не знали сколоты!

На бескрайних равнинах полночных процветало сколотское племя

Под рукой Колаксаева рода и не чаяло бед ниоткуда -

Колаксая златая секира и могучих богов благосклонность

Ему верной служили защитой. Много старых царей знаменитых,

Что сколотскую землю хранили, своё дело свершив безупречно,

Крепко спят под курганами ныне. Вот послушайте, братья-сколоты,

О могучем Атее сказанье, Иданфирса премудрого внуке.

С юных лет царь Атей выделялся богатырскою силой и статью:

Ни в борьбе, ни в стрельбе, ни в сраженьи средь людей ему не было равных!

Было мирным правленье Атея: трепеща перед силой сколотской,

Отдавали соседи без спора всё, что в око впадало сколотам.

Не имея врагов, чтоб войною своё имя и царство прославить,

Царь Атей предавался со страстью благородной войне со зверями.

Неустанно гоняясь за зверем, богатырь месяцами скитался

По бескрайним степям и болотам, по лесам и по горам высоким.

С его лука, безмерно тугого, стрелы вдвое быстрее летели,

В облаках быстрых птиц догоняя; с богатырского лука сорвавшись,

Вдвое дальше стрела улетала, чем любой из дружинников царских

Своим луком стрелу мог добросить. На скаку поражая стрелами

Птиц, сайгаков, пугливых оленей, лосей, рысей, волков ненасытных,

Лис, косуль, диких коз и тарпанов, царь Атей выходил без опаски

Лишь с коротким копьём и кинжалом на могучего зубра и вепря,

На медведя и буйного тура, на свирепого тигра и барса.

Пролетали года незаметно, седины в бороде прибавляя,

Но Атей, будто дуб, с каждым годом только крепче, мощней становился,

А болячки, что к старости липнут, обходили десятой дорогой

Его стан, чуя дух богатырский: сама смерть его силы страшилась!

И однажды к Атею явился царь Пеллип македонский с дарами.

Покоривши соседей-фракийцев и на греков узду наложивши,