–Я знаю. Я уже сходила в базу. Там все и узнала. Ну ничего, лишь бы с тобой ничего не случилось, приедешь,– Рыжая оглянулась по сторонам в поисках вездесущей маман, и шепотом добавила,– я очень тебя хочу, родной мой.

–Киса, я люблю тебя больше жизни. Родная.– По шкуре побежали мурашки.

–Сашка, ты в конверте сейчас?– Спросила Рыжая и тень догадки сверкнула на ее лице. Отец кивнул.– Подожди, сейчас перезвоню. Сделай пока бетаку, как у тебя на лужайке, возле водопада.

Рыжая отключилась. Экран с синим логотипом оператора связи растворился в стене. Отец заказал у компьютера бетаку, чуть поодаль, за балдахином. Вход в бетаку компьютер украсил массивным ламбрекеном с кистями. Отец поднялся и пошел в заветную комнатку, проверить ее убранство, чтобы было все, как любит Рыжая. Она велела рядом с огромной кроватью прибить к стене крючок для халата, в угол поставить рыжий торшер с тусклой желтой лампой под керосинку. И напротив кровати поместить зеркало, чтобы видеть все, что происходит в бетаку, если вид тебе загораживает кто-то.

Отец толкнул в дверь и остолбенел. В махровом халате на широкой кровати с отвернутым уголком одеяла, полулежала полуобнаженная Рыжая. Лишнее говорить, что и зеркало и вешалка и торшер были на месте.

–Иди ко мне, милый,– протянула Рыжая к Отцу руки.

–О, черти,– Отец стал бросать на пол чалму, кафтан и пояс с шаровар. Шаровары сами скользнули к ногам. Отец очутился в объятиях Рыжей.

Влюбленные слились в долгом глубоком поцелуе, то и дело шепча слова, которые, в общем, и шептать то не было особого смысла. Все и так было понятно.

Руки, кожа, прикосновения. Дыхание, взгляды, проникновение. Пробуждение эмоций, которые долго спали. Здравствуйте. Живите долго. Милая. Я тебя люблю. Эстрогены, тестостерон. Два начала, два противопоставления, без которого не может обойтись даже вселенная. Два взгляда на одну и ту же категорию. Две непримиримых зависимости. Душа и кожа. Запах. Кожа пахнет лишь чистотой, дурманящий запах. Она пахнет Рыжей. Рыжая пахнет свободой. Свобода пахнет рыжими волосами и конопушками на веселых морщинках. Твои соски самые упругие. В них столько силы. Пальчики. Дай мне их. Я буду их целовать, пока буду жив. Я буду целовать твои ладони. Такие пряные молодые ладони. Я их люблю. Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. Я люблю тебя. Я люблю каждый твой пальчик, их двадцать. Я люблю каждый твой ноготок, их двадцать. Я люблю каждую твою веснушку, их двадцать тысяч. Или меньше. Я люблю каждую твою морщинку в уголках твоих небесных глаз. В них– тайна мироздания. Я люблю каждый твой волосок, даже тот, что упал с тебя. Я люблю твои бровки. Я проведу по ним пальчиком, а ты закрой глаза и почувствуй, как сильно я тебя люблю. Они такие шелковистые. Они такие мягкие. Знаешь, они самые лучшие на свете. Хотя я видел не все брови на свете, но, почему-то я уверен, что твои– самые лучшие. Не открывай глаза, я их поцелую. Затаи дыхание. Я останусь с тобой навеки. Ты чувствуешь мои пальцы? Я весь твой. Если ты хочешь. Реснички. Они такие длинные. Не открывай глаза, ты меня ослепишь. Твои реснички дрожат, как нежные лепестки на вольном ветру. Это потому, что ты не спишь. Это потому, что ты хочешь открыть глаза. Не открывай. Я поцелую твои реснички. Они волнуют мою кожу, словно бабочка мягкими крыльями. Поморгай. Я люблю тебя. Как это прекрасно. Такой высокий лоб. Ты так вкусно пахнешь. Морщинки. У тебя есть морщинки на лбу. Я не знал. У тебя еще морщинки в углах глаз. И на лбу. Я их поцелую. Я их люблю. Я люблю каждую твою морщинку. И не важно где они поселились. Я укушу тебя за ушко. Оно такое милое. Смотри. Ты покрылась гусиной кожей. Это потому что я укусил тебя за ушко? Прости. Я больше не буду. Просто я сильно тебя люблю. Ты хочешь чтобы я еще раз укусил тебя за ушко? Хорошо. Ты такая милая. У тебя возле ушка волосы короткие. Они рыжие и короткие. А другие длинные. Теперь они еще и влажные. Я их поцеловал. У тебя такая красивая шея. Я ее люблю бесконечно. Такой не было даже у твоего жалкого подобия– Нифертити. У тебя гладкая шея, белая с тонкой кожей. Вот здесь бьется твоя жизнь. Я губами прижмусь к тебе и к твоей жизни. Я буду дышать на тебя, и с тобой ничто не случится. Я буду глядеть на тебя и восхищаться твоей бьющейся жилкой. Я ее закрою собой, чтобы твоя жизнь принадлежала только мне. А с той стороны эту жилку закрыл твой непослушный локон. Я их поцелую вместе. Твой локон он такой нежный. Я немного сдвину его в сторону, потерпи пожалуйста. Я люблю тебя всю. Я тебе говорил это? Я всегда буду тебя любить, даже когда потухнут светила. Я это тоже тебе говорил? У тебя такие красивые ключицы. Они такие тонкие и правильные. Тут тоже бьется жизнь. Я коснусь тебя. Я коснулся твоей жизни. Это здорово. Смотри. Ты такая красивая. Ты– само совершенство. У тебя круглые тонкие плечи. Своим дыханием я обогрею их. На коже выступили капельки пота. Они так мило блестят. Вот они уже и исчезли. Смотри их уже нет. Зато появились другие, вот здесь, под ключицей. Здесь у тебя маленькие волоски. Так их не видно. Нужно к тебе прижаться щекой, чтобы в косом свете их увидеть. Никто кроме меня их не видел. Здравствуйте. Я вас люблю. Вот здесь у тебя родинка. Она такая маленькая. Она еле заметная. Я ее тоже поцелую. Родинка и невидимые волосики. Это так трогательно. Смотри. Я дышу, а твои волосы колышутся. Я не могу без тебя жить. У тебя на грудине тоже маленькие волосики. Их много. Я их раньше тоже не видел. А вот здесь у тебя бьется сердце. Сразу за соском. Я прижмусь к твоему сердцу. Самое родное и дорогое сердце. Я тебя люблю. Может и кусочек меня живет в твоем сердце. Ты так говоришь. Я тебе верю. Твой сосок. Он такой коричневый. Он такой упругий. Другого я касаюсь не пальцем, душой. А этот я очерчу языком. Он стал еще тверже. Тот, другой тоже твердый. Я его поцелую. Он такой же как возле сердца. Это прекрасно. Малышу это понравится. У тебя здесь выступили капельки пота. Здесь, на грудине. Нет. Это мое дыхание и поцелуи. У тебя такая красивая грудь. Она такая мягкая и бархатистая. Я ее люблю. Словно маленький холмик на ней– сосок. Две прекрасные груди. Мягкие, прелестные. Желанные. Боль и радость, счастье и разлука. В них все. Здесь за соском у тебя сердце. Будь я малышом, я бы лежал у тебя на левой руке. Хотя нет, просто на левой я бы лежал чуть чаще. Рядом с твоей жизнью, с тобой, душа моя. Я положу руку на твое сердце, пусть ему будет спокойно. Пальчиком проведу вокруг твоих сосков, я прижмусь губами к ним. Я люблю тебя. Кожа. Она матовая и белая. Вот тут у тебя тоже родинка. Она тоже маленькая, как зрачок в полдень. Рядом с пупком родинка. Это замечательно. Она маленькая, я ее люблю. Я буду ее оберегать. Твой пупок. Я его люблю больше жизни. Я не могу себе представить жизни без него. Я его поцелую. Он маленький, мягкий и податливый. Я вижу, ты улыбаешься. Тебе смешно, а мне не до смеха. Ведь я тебя люблю. А это очень серьезно. Это самое важное в моей жизни. Важнее тебя нет ничего. Ты пахнешь так, что у меня не осталось ни одной трезвой мысли. Пьянящий аромат твоей кожи сводит меня с ума. Я ничего не могу с собой поделать. А еще этот мягкий треугольник. Такой родной и теплый. Такой смешной и любимый. Самый дорогой. Я люблю тебя. Теперь ты– моя. Я с тобой навеки. Твои подвздошные гребни такие красивые и прямые. На них будет удобно спать нашему малышу. Я люблю тебя.

Они слились в единое. Теперь только одно тело жадно вдыхало двумя ртами воздух. Теперь только две пары глаз смотрели на мир, не видя ничего кроме себя. Теперь не осталось ничего важного на свете, только это одно большое колышущееся самосозерцающее тело– две пары глаз, рук и ног. Одно тело, одна душа, одни движения. Саморазрушение и хаос. Одни поступки и одни мысли. Взаимопроникновение и самолюбование. Это был Отец и Рыжая. Мир тоже удивленно смотрел на них. Он смотрит на это уже много тысячелетий, всякий раз краснея. Без этого не обойтись. Вся сложность мира и заключается в таком соитии, в поцелуях и жарких объятиях. Так устроен мир. Он весь состоит из Отца и Рыжей. Все остальное– производное, вытекающее из того обстоятельства, что Отец и Рыжая– одно тело. И в этом мире все так же просто. Есть Отец, есть Рыжая. Врозь они никто. Вместе– они вселенная бессмертная. И нет ничего сложнее чем две половинки, нашедшие друг друга, и нет ничего проще, чем две половинки– одно целое. Вокруг этого будут рождаться и умирать планеты, звезды и галактики. Вокруг этого будет жизнь вечная и таинство бесконечности. В этом и будет продолжение всего сущего и несуществующего. Отец и Рыжая– начало всех начал, так всегда было и так всегда будет. In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.

–Милая, как же ты здесь оказалась? Нет, ты не подумай, что я не рад, просто я потрясен до глубины души. Мы же во многих световых годах от Земли, а здесь нуль-транспортного спутника нет рядом, я думаю…– Спросил, отдышавшись, Отец.

–Так а я на Земле до сих пор. Просто я вошла в конверт, и наши информационные каналы объединила. Это так просто. Так что мы можем с тобой пока тут, в конверте, поболтать. Зато контрацепция шикарная.– Улыбнулась Рыжая, запустив пятерню Отцу в волосы.

–Может нам пора уже не думать о контрацепции.– Спросил Отец.– Хорошие люди должны размножаться.

–Ты хочешь ребеночка?

Отец кивнул. Рыжая прижалась к нему всем телом. И, казалось, она хотела своим языком достать до двенадцатиперстной кишки.

–Сашка, я тебя люблю.– Сказала Рыжая, вскакивая на Отца. Давай, когда ты подлетишь к Нептуну, сразу нульни ко мне. Я все приготовлю. Тебе понравится. Любимый.

–А потом мы с тобой поженимся.– Сказал Отец, даже не веря, что он сам это произнес, своим предательским ртом.

И уже все снова отступило на задний план. Уже план бегства из этого мира Отцу казался глупым и никчемным. Зачем бежать от своего счастья, действительно, зачем? Здесь Рыжая, здесь любовь, здесь будет ребеночек. Все будет хорошо. Маме можно послать весточку, об этом мы еще подумаем.

–У меня будет вот такое белое платье, вот такая фата, вот такая вуалетка,– мечтала Рыжая.

Отец довольный, что доставил своей любимой удовольствие, лежал и слушал невинный щебет. Рыжая теснее прижималась к Отцу, она прятала свой смущенный нос на шее у своего возлюбленного, то целовала его, то поглаживала шерсть, в изобилии растущую у Отца на груди, то тесно вдавливалась в него, будто стараясь пройти насквозь. Свадьба. Наверное, это бабье счастье. По статистике, до семидесяти процентов браков распадается. Печальная статистика. Браки нужны только для них, в чьих глазах каждый мужчина хочет прочесть про себя дифирамбы. Отец знал, что умные выходят замуж, а дураки женятся.

Они лежали в кровати, счастливо мечтая, как у них будет на свадьбе, кого они пригласят, где будут праздновать, как назовут сыночка. Они облизывали друг друга, как будто были кем-то невидимым обмазаны медом. Они касались друг друга, прятались в волосах. Хотя с большим успехом в волосах Отца могла спрятаться лишь вошь, Рыжая тоже для себя находила немного растительности. Зато у Рыжей ворса хватало на двоих. Ее милый непослушный локон вернулся на свое законное место. Отец стал накручивать его себе на палец. Баба, что море, всем хватит. Некстати вспомнил Отец эту глупую поговорку и улыбнулся. Он не собирался ее ни с кем делить.