Шрифт:
Но ее глаза холодны как сталь,
А речи – отравленный мед,
Ему и жизни своей не жаль,
Чтоб растопить этот лед.
И он в аромате ее волос,
И мир потерял и кров,
Все семь королевств за ее любовь,
Отдать наш король готов.
Мне очень не хотелось слушать эту балладу, хотя она была очень нежной и протяжной, и если бы я не знала о ком она, возможно, мне бы она даже понравилась.
Как ночь он черен и конь его,
Рубины горят во мгле,
Он занял силой железный трон,
Венец на его челе.
И горд и грозен король молодой,
Все лорды склонились ниц,
Не может справится с ней одной,
Под шорох любимых ресниц.
Ведь ее глаза холодны как сталь,
А речи отравленный мед,
Ему и жизни своей не жаль,
Чтоб растопить этот лед.
И он в аромате ее волос,
И мир потерял и кров,
Все семь королевств за ее любовь,
Отдать наш король готов.
Песня вызвала у Красного Змея ехидную улыбку, а меня все больше повергла в ужас. Не мудрено, что бард бежал из Королевской Гавани.
Она прекрасна и так нежна,
Но в сердце ее метель,
О солнца грезит лучах она,
Дракону, грея постель.
И вот в ночи, под большой луной,
Сбежала за океан:
«Не жги дракон мой и не рычи,
Я в твой не вернусь капкан»
Похоже, Грустный Стефан на мгновение не справился с нотой, но дальше балладу подхватил Молчаливый Арфист. У него был чарующий, но немного хриплый голос.
И ее глаза холодны как сталь,
А речи отравленный мед,
Ему же жизни своей не жаль,
Чтоб растопить ее лед.
И он в аромате ее волос,
Свой мир потерял и кров,
Все семь королевств за ее любовь,
Отдать наш король готов…
У какой-то женщины за столом, напротив, по щекам покатились горошинки слезинок. Бард пел очень проникновенно, с легкими металлическим оттенком в голосе.
Обеты предав, и забыв богов,
Сгорает в ночи дракон,
И даже сотне прекрасных дев,
Не заглушить его стон.
Присутствующие мужчины смотрели на певца, скрытого от моего взора занавесками, внимая каждому слову. Кто-то покачивался в такт, кто-то поглядывал на дно кружки, печалясь о чем-то своем.
Он тьму призывает и зиму ждет,
Он солнце прогонит прочь,
Ему по душе теперь только мрак,
И севера юная дочь…
Будто ледяная лавина сошла у меня по спине. А глаза, наверное, округлились до невероятных размеров, потому, что Оберин смотрел на меня и я видела, как меняется его взгляд. Легкая улыбка исчезла с его лица, и оно превратилось в каменную маску.
А твои глаза холодны как сталь,
И речи отравленный мед …
Я узнала этот голос.
Мне все же жизни своей не жаль,
Чтоб растопить этот лед.
Оберин бесшумно обнажил меч, и медленно и плавно встал из-за стола …
Я кинул сердце к твоим ногам,
И мир потерял и кров,
Все семь королевств не колеблясь, отдам,
Поверь… за твою… любовь…
Последний аккорд был идеально доигран, и слова трогательно пропеты. Но ни один человек в зале не аплодировал и не улюлюкал. Все словно замерли в наступившей звенящей тишине. Сквозь тонкие шторы и прозрачные вуали, я увидела, что опальный бард – Грустный Стефан сполз на пол, а вокруг его горла растекается черная лужа. Я разглядела очертания Молчаливого Арфиста, медленно скидывающего капюшон. И услышала звук меча покидающего его ножны …
… Мое сердце разбилось на миллионы маленьких кусочков – это был Рейгар.
Комментарий к Баллада «Рейны из Кастамере» давно не давали мне покоя ... так что время от времени буду видимо писать что-то тематически поэтическое! Две первых песни Мартина. Последняя моя, но поговаривают, что ее сочинил сам Рейгар Таргариен. )))
Чтобы понять мелодию, используйте “Зеленые рукава” ...
С нетерпением, жду ваших комментариев.
====== «Отчаянный пират» ======
А дальше все было как в замедленной киносъемке:
Из-за нескольких столов скидывая капюшоны, поднялись вооруженные мужчины. Кто-то вошел в двери, кто-то появился из кухни. И одному богу известно, что твориться там, с наружи, сколькие нас поджидают. Дорнийцев, вместе со мной было пятеро. Их, я думаю больше тридцати.
Простые посетители вжались в стены, а те, кому удалось, молниеносно покинули зал.
Рейгар с мечем в руке, спрыгнул с небольшого помоста для выступлений, и застыл, изучая нас.
Я смотрела на него и совершенно не узнавала в нем прежнего молодого хиппи, которого видела много месяцев назад. Его серебристые волосы были коротко подстрижены, и на них блестел тонкий металлический обруч, заменявший ему корону. Он как будто стал выше ростом, а может быть, этот эффект получился от того, что он похудел и тело его оставаясь мускулистым было более сухим и жилистым. Скулы стали четко выделяться на строгом лице. Он по-прежнему был красив, но это была какая-то совсем иная, не романтичная красота. Если раньше ему с трудом можно было дать двадцать пять, то сейчас он выглядел за тридцать. Фиалковые глаза казалось, потеряли прежнюю яркость, но стали более цепкими, и живший в их глубине холодный голубой огонь как будто вырвался наружу.