Увидев их заледеневшие глаза, он отшатнулся:

– Вы что, ребята?

– Лейтенант, ты добивался перевода в Москву? – бесцветным голосом спросил Сарматов.

– Я добивался?.. – непонимающе переспросил Савелов.

– Рапорт на отчисление из отряда сам подашь, или это сделать мне?

– Рапорт? – побледнел Савелов. Встретившись еще раз с застывшими глазами Сарматова, он через паузу произнес:

– Сам…

Повернувшись, Савелов медленно ушел вслед за взводом, а Сарматов, Алан и Бурлак остались стоять на каменном гребне.

– Сармат, нас-то за что на этих? – после затянувшегося молчания спросил Алан.

Сарматов молча посмотрел туда, где черным крестом на белой уплывающей льдине, разбросив руки в разные стороны, лежал человек. Алану ответил Бурлак:

– За что?.. А чтобы, как в банде, кровью нас повязать!..

– И ты согласился, командир?.. – перевел Алан взгляд на Сарматова.

– А кто его спрашивал?.. – криво усмехнулся Бурлак.

Сарматов, не сводя взгляда с уплывающей льдины, тихо произнес:

– Крест…

– Что? – в полном недоумении переспросил его Алан.

– Крест это, понимаете?.. Крест на всю жизнь!.. – тоскливо повторил Сарматов.

Алан опустил голову и тяжело вздохнул.

ВОСТОЧНЫЙ АФГАНИСТАН,

11 мая 1988 года

Башмаки оставляют глубокие следы на подталом, рыхлом, точно изъеденном кислотой снегу. Пронизывающий ветер воет, как в аэродинамической трубе. Качается над перевалом нестерпимо яркое солнце, которое, кажется, в этом краю не исчезает за горизонтом никогда.

– Мужики, наденьте маски! От такого солнца ослепнуть можно! – крикнул Сарматов растянувшимся цепочкой бойцам и встряхнул висящего на нем и Прохорове американца: – Полковник, закрой глаза, они тебе еще понадобятся!..

– Ты уверен? – прохрипел тот.

– Глаза – зеркало души, их беречь надо! Без них кто ее, душу твою, увидит?..

– Избавь, майор, от русских разговоров о душе и смысле жизни! – брезгливо передернулся полковник.

– Избавляю… Кстати, мы с тобой нигде раньше не встречались? Мне порой кажется… – задумчиво произнес Сарматов.

– Как вы, русские, говорите: кажется – перекрестись! – зло прошипел американец.

– А ты, оказывается, неплохо знаешь русских, полковник! – усмехнулся Сарматов. – И разговариваешь по-нашему неплохо… Когда захочешь…

– Твоя правда, Сармат, – сказал Прохоров. – Я тоже смотрю: как полегчает ему – уши топориком и смотрит на нас во все глаза.

Сбоку к беседующим пристроился лейтенант Шальнов.

– Отдохни, командир, я помоложе, – сказал он, закидывая себе за плечо руку американца.

Освободившись от ноши, Сарматов остановился и пропустил мимо себя группу.

– Как дела, мужики? – спросил он одетых в черные маски бойцов.

– Как в Польше – у кого больше, тот и пан! – послышался чей-то ответ и смех остальных.

– Сармат, с тобой не соскучишься. Так ведь получилось, что из огня да в полымя, – сказал замыкающий.

– А ты скучать на свет родился? – осведомился Сарматов. – А кто ты? Не узнаю в маске.

– Савелов.

– А-а… – сразу прикинулся равнодушным Сарматов и, поднеся к глазам бинокль, воскликнул: – Ай да Сарматов, ай да сукин сын!..

– Что там? – спросил Савелов.

Вместо ответа майор передал ему бинокль.

В окулярах рябели черные точки кружащихся над долиной вертолетов.

– Круто шмонают! – вырвалось у Савелова. – Вовремя мы оттуда смылись!

– Ждать нас устали, вот и шмонают, – согласился Сарматов. – Наше счастье, что у них стандартное мышление.

– Стандартное, говоришь? И в чем же оно заключается?

– В том, чтобы в ситуации, подобной нашей, блокировать тропы, дороги и бить по площадям. С каждым днем они будут расширять район поиска, а их службы радиоперехвата и американские спутники будут ждать нашего выхода в эфир. Нам-то это дело привычное, а вот ты, капитан, зря увязался с нами…

Савелов, натянуто засмеявшись, пояснил:

– В наше управление пришли офицеры-«афганцы» – у меня перед ними комплекс неполноценности. Пришлось устроить прогулку за боевым опытом.

– Это у тебя-то комплекс неполноценности? – усмехнулся Сарматов. – Между прочим, боевой опыт во все времена с успехом заменяли родственные связи.

– Связи в моем случае не имеют значения. Кстати… о родственных связях. Ты знаком с моей женой… по Никарагуа.

– А-а-а!.. Полагаю, что она не очень обрадована этим обстоятельством.