Шрифт:
А с Дальнего Востока прилетела песня «По долинам и по взгорьям», посвященная светлой памяти С. Лазо. И написал ее бывший красный партизан С. Парфенов.
Новое время рождало новые песни. Сколько свежести, жизнелюбия, задора в «Песне о встречном» Б. Корнилова!
Не спи, вставай, кудрявая! В цехах звеня, Страна встает со славою На встречу дня.Впервые мы с друзьями услышали ее по радио на далеком совхозном хуторе. В тот же день ее подхватили все хуторские парни и девчата:
И с ней до победного края Ты, молодость наша, пройдешь, Покуда не выйдет вторая Навстречу тебе молодежь.Но довоенная молодежь не только жила сегодняшним днем, она помнила о суровом вчера. Целая стая песен переносила нас на своих крыльях в легендарные годы гражданской войны. Мы пели «С неба полуденного» Николая Асеева и «Каховку» Михаила Светлова. Рядом с «Полюшком–полем» Виктора Гусева звенел «Орленок» Якова Шведова. Теперь герою этой песни, бесстрашному Орленку в отцовской папахе, поставлен памятник на Урале.
Довоенное село я не могу представить без удивительно душевных песен Михаила Исаковского, а довоенный город без зажигательных песен Василия Лебедева–Кумача.
…Как невесту, Родину мы любим, Бережем, как ласковую мать! …И тот, кто с песней по жизни шагает, Тот никогда и нигде не пропадет.Эти строки формировали мировоззрение моего поколения, поколения победителей.
Мы все добудем, поймем и откроем: Холодный полюс и свод голубой! Когда страна быть прикажет героем, У нас героем становится любой.Да, именно: героем становится любой. Разве челюекинды, Валерий Чкалов и его друзья, защитники Бреста и Сталинграда всей своей жизнью, а иные и смертью не доказали это?!
Сколько гневных, величественных и проникновенно душевных песен звучало в огненные годы Отечественной войны! «До свиданья, города и хаты…» Михаила Исаковского, «Шумел сурово Брянский лес…» Анатолия Софронова, черноморский «Заветный камень» Александра Жарова… А там, на севере, студеные волны бушевали в «Скалистых горах…» защитника Рыбачьего Николая Букина.
Мне рассказали интересный случай. Один самовлюбленный автор гордо заявил, что он написал сто песен.
— А это автор одной песни, — лукаво указали товарищи на Букина.
— Всего одной? Какой же?
— «Прощайте, скалистые горы…»
Самовлюбленный автор ста песен потупил глаза. Его многочисленных творений никто не знал, а «Прощайте, скалистые горы…» пел и поет весь народ. Дай бог каждому написать одну такую песню!
Наши моряки и солдаты вернулись и в освобожденный Севастополь, и на скалистый полуостров Рыбачий. А впереди еще лежал дальний нелегкий путь. И если тоска по дому звучала в «Землянке» Алексея Суркова, то думы солдата в походе, пожалуй, лучше всего переданы в «Дорогах» Льва Ошанина. Недаром они так полюбились моим однополчанам, с полной выкладкой шагавшим по степным дорогам Венгрии, по гористым тропкам и автострадам Австрии и Чехословакии.
На вооружении наших солдат были и радость, и светлая человеческая грусть. Уже за Дунаем мы все еще пели широкую, волнующую «Песню о Днепре» Евгения Долматовского.
Ой, Днипро, Днипро, ты течешь вдали, И волна твоя, как слеза…А после войны солдатскую душу захлестнули необыкновенно чистые песни Михаила Исаковского и безыскусные песни Алексея Фатьянова.
Но рядом с этими песнями рос буйный лирический бурьян. Он даже грозил заглушить нежные и скромные цветы настоящей поэзии, что не раз беспокоило такого требовательного и чуткого песенника, как Михаил Исаковский. Настоящее чувство в песнях–скороспелках обращалось в чувственность, а красота — в пустую внешнюю красивость. Приторная патока этих завывающих песенок вызывает тошноту.
Недавно мне довелось видеть трогательную сцену в издательстве «Советский писатель». Виктор Боков привел в отдел поэзии самородка–композитора с баяном, и тот запел. Заведующий отделом поэзии, младшие и старшие редакторы поневоле стали подпевать. Попробуй не запой, если песня так и будоражит душу!
Неистощим могучий океан советской песни. А если он и выбрасывает иногда на прибрежную гальку пузырящуюся пену, то такие пузырьки живут одно мгновение. И лопаются. Главное, чтобы не обмелели души тех, кто написал хотя бы одну настоящую песню.
ПУТЬ ВСАДНИКА
Учителем юного Кешокова был основоположник кабардинской литературы Али Шогенцуков. Он учил Алима и его сверстников родному языку в школе–интернате. Внимательный, отзывчивый учитель «заразил» своих воспитанников любовью к поэзии.
— Он жил с нами в общежитии, — вспоминает Кешоков. — Часто собирал нас у себя и читал стихи. Доставал из–под подушки объемистые книги на русском языке и переводил их нам. Это были стихи Пушкина и Лермонтова. С замиранием сердца мы слушали историю мальчика из поэмы «Мцыри», а в каждом молодом цыгане видели Алеко. Может быть, поэтому десять лет спустя первыми произведениями, которые я перевел на родной язык, были поэмы «Цыгане» и «Мцыри».