Главной причиной всех внутренних неурядиц было наше испорченное сознание. Одна группа, вдохновлённая учителем и воодушевлённая достигнутой победой, ушла далеко вперёд, в то время как другие ребята, ещё не сумевшие избавиться от памяти о временах Сок Дэ, остались далеко позади и продвигались вперед еле-еле. И среди тех, кто вошёл в ученический совет, были такие же. Говоря по-взрослому, приверженцы демократии кружились на месте вместе со сбитым с толку большинством. Другие, кто был не способен сразу забыть порядки Сок Дэ, потихоньку мечтали о новых диктаторах. К тому же у нас появился специальный ящик «для предложений», который стали использовать для доносов, так что в конце концов это привело к скандалу: был смещён один из членов ученического совета.

Что касается внешних, «военных» препятствий, то за пределами школы нас ждала месть Сок Дэ, наглая и жестокая. Примерно в течение месяца после ухода Сок Дэ мы каждый день недосчитывались кого-нибудь в классе. Сок Дэ подкарауливал ребят в каком-нибудь месте, и тот, кто шёл в школу мимо этого места, до школы не доходил. Он обычно затаскивал ребят в укромное место и там полдня издевался над ними, мстя за предательство. А если не решался зайти так далеко, то резал их портфели ножом и выкидывал всё содержимое, в том числе учебники и коробки с завтраком, в сточную канаву. Месть эта длилась долго, так что кое-кто уже начал сожалеть, что мы скинули Сок Дэ.

Но с течением времени мы сумели решить все проблемы — и внешние, и внутренние. Первое, с чем надо было справиться, был, конечно, сам Сок Дэ. Тут надо сказать ещё раз доброе слово о нашем учителе с его нестандартными методами решения проблем. Дело в том, что он почему-то обращался с теми ребятами, которые из-за Сок Дэ не могли прийти в школу, как с прогульщиками, хотя, понятно, они были не виноваты. Он кричал им:

— Это, значит, вас четверых задержал один парень? И на целый день? Идиоты!

Или так:

— У вас руки были связаны, да?! Клоуны!

И он бил их беспощадно, его как будто подменили. Мы ничего не понимали, но метод скоро дал результат. Пятеро самых сильных ребят, живших недалеко от рынка, схлестнулись с Сок Дэ. Бывший староста в тот день был свиреп, как никогда, но они кидались на него так, как будто от исхода драки зависела их жизнь. И в конце концов Сок Дэ был вынужден унести ноги — с пятерыми он не справился. Учитель вызвал этих пятерых, построил у доски и наградил каждого, к зависти остальных, книгой президента Кеннеди «Очерки о мужестве», очень популярной в то время. На следующий день то же было с ребятами из района Мичанг. Ну а после этого Сок Дэ уже не появлялся.

Отношение учителя к нашим внутренним неурядицам было совсем другим. Если в классе поднимался гвалт из-за расходящихся мнений или какого-нибудь недопонимания, то он этого как будто не замечал. И если заседания совета затягивались на три-четыре часа вечером в субботу, или если старосту и его помощника меняли каждый месяц из-за какого-нибудь мелкого доноса в коробке «для предложений», то он ни слова не говорил — только спокойно наблюдал.

В результате всех этих неурядиц весь весенний семестр нам было не до учёбы. После летних каникул у нас оставалось только три-четыре месяца до переходного экзамена, и это прекратило свары: теперь ребята были заняты другим. Это была одна причина, а другая, более важная, состояла, как мне кажется, в том, что мы поняли необходимость держать себя в руках. После пяти или шести месяцев пререканий, придирок друг к другу, стычек и тому подобного дисциплина, наконец, установилась сама собой. Но должно было пройти гораздо больше времени, чтобы мы поняли, о чём действительно думал наш учитель, когда он просто наблюдал за нами всё это время.

Когда жизнь в классе нормализовалась, мои запутанные мысли тоже потихоньку пришли в порядок. Говоря по-взрослому, моё гражданское сознание, которое оказалось в кризисе в тот день, когда я не стал голосовать за нового старосту, стало постепенно крепнуть, и в конце концов моя вера в свободу и разум возродилась. Конечно, бывали случаи, когда я вспоминал простой и удобный порядок, который был при Сок Дэ: например, когда я видел, как ребята орут часами, обсуждая какую-нибудь мелочь, или когда надо было что-то сделать общими усилиями, а некоторые сачковали, прикрываясь разными причинами, и в результате наш класс отставал от других. Искушения бывали, и они бывали сильными, потому что были запретными, но всё-таки они оставались не более чем искушениями.

* * *

После неудачной драки с ребятами из Мичанга Сок Дэ исчез, причём не только из нашего района, но вообще из города. Я слышал, что он подался к своей матери в Сеул. Его мать рано овдовела, потом второй раз вышла замуж и уехала в Сеул, а маленького Сок Дэ оставила своим родителям у нас в городе.

Ритм моей собственной жизни стал лихорадочным. Оставался последний семестр в этой школе, потом надо было переходить в школу высшей ступени, меня доставали и мои родители, и одноклассники, я зубрил как сумасшедший, готовясь к переходным экзаменам, — и в результате мне всё-таки удалось перейти в достойную школу. Последующие десять были посвящены учёбе и экзаменам. Память о Сок Дэ поначалу была очень яркой, но с годами тускнела, и в конце концов, к тому времени, когда я вышел в мир, окончив отличную школу и первоклассный колледж, эти воспоминания превратились в бесплотный и бессмысленный фантом, нечто такое, что иногда мелькает в кошмарном сне. Но всё-таки в лихорадке новой жизни я не совсем забыл Сок Дэ, хотя в моём окружении не было ничего, что могло бы напомнить о нём. Я учился в первоклассной школе, среди образцовых учеников, где меня никто не подавлял и не лишал моих прав. Здесь важнее всего были способности и усидчивость, в особенности научные способности, здесь правил разум. А образ Сок Дэ ассоциировался с неразумием и несправедливостью.

О Сок Дэ пришлось вспомнить только после армии, когда мне целых десять лет пришлось барахтаться в грязи. Поначалу я, как и подобало выпускнику престижного колледжа, поступил на службу в крупную корпорацию. Но года через два я решил, что все эти корпорации — замки, построенные на песке, и ушёл оттуда, чтобы начать всё сначала. Я устроился в торговую фирму. Мне не хотелось потратить свою молодость и талант, работая на корпорацию, где не было ни справедливого управления, ни честных правил для служебного роста. Я полагал, что скоро наступит время расцвета торговли, и потому три года работал менеджером по продажам, торгуя продуктами, которые производили крупные корпорации, — продуктами низкого качества, которые покупали только из-за лживой, всё преувеличивающей рекламы. Пока я возился с каталогами, в которых были перемешаны лекарства, страховые полисы и запчасти для автомобилей, прошла вторая половина 70-х годов, а вместе с ней — и моя молодость. К тому времени я понял, что менеджер по продажам в нашей стране — это не более чем ещё один покупатель или же одноразовый товар, производимый одной из крупных корпораций со сроком годности длиною в два года. К тому времени я уже был отцом семейства — увы, не очень счастливым — и приближался к сорока годам.