— Что вы, что вы?!

— Не обижайтесь, мы все немного фашисты.

— Вы так думаете? — спросил Лаурана с любопытством и одновременно с раздражением.

— Конечно... Сейчас я вам приведу один пример, который, кстати, позволит вам понять, какое жестокое разочарование я испытал совсем недавно... Пеппино Тестакуадра, мой старый друг, один из тех, кто с двадцать седьмого и по сороковой провел в тюрьме и ссылке свои лучшие годы, стал фашистом... Хотя любому, кто бросил бы ему такое обвинение, он бы кости переломал или рассмеялся в лицо... Но, увы, это так.

— Фашист?! По-вашему, Тестакуадра фашист?

— Вы его знаете?

— Я слышал его выступления, читал его статьи...

— И вы, понятно, считаете, что прошлое его, статьи и речи говорят об обратном и только безумец или подлец может называть его фашистом... Ну что ж, насчет безумия еще можно согласиться, если только считать безумием стремление к абсолютной истине, но подлостью здесь и не пахнет. Он мой друг, мой старый друг. Но что поделаешь — он фашист. Тот, кто, заполучив маленькое и пусть даже беспокойное, но теплое местечко, сразу начинает отделять интересы государства от интересов граждан, различать права своих и чужих избирателей, путать соглашательство с правосудием, тот... Не кажется ли вам, что у него можно спросить, ради чего, собственно, он мучился в тюрьме и на каторге? И не имеем ли мы права со злорадством подумать, что он не на ту карту поставил, и если бы Муссолини его позвал...

— Именно со злорадством, — подчеркнул Лаурана.

— Мое злорадство говорит лишь о мере моего разочарования. Как друга Тестакуадры и как избирателя.

— Вы голосуете за партию Тестакуадры?

— Нет, не за партию... Собственно, и за партию, но это имеет для меня второстепенное значение... Как, впрочем, и для всех здесь... Кого связывает с политическим деятелем денежное пособие, кого тарелка спагетти, право на ношение оружия, заграничный паспорт. Ну, а других, вроде меня, связывают давняя дружба, уважение к его личным качествам... А вы подумали, какая для меня мука выйти из дома, чтобы проголосовать?

— Вы что, разве совсем не выходите из дома?

— Никогда. Уже много лет... В один прекрасный момент я прикинул и точно подсчитал — если я выйду из дома, чтобы повидаться с честным, умным человеком, то рискую в среднем встретить двенадцать прохвостов и семь болванов, готовых сходу выложить мне свое мнение о человечестве, о правительстве, о местных властях и о Моравиа... Как, по-вашему, игра стоит свеч?

— Нет, безусловно, нет.

— К тому же дома я чувствую себя преотлично, особенно в этой компании. — И он обвел правой рукой все свои бесчисленные книги.

— У вас отличная библиотека.

— Конечно, и тут иной раз наталкиваешься на прохвостов и болванов. Я, понятно, говорю о писателях, а не о персонажах книг. Но я легко от них избавляюсь — возвращаю книгу продавцу или дарю первому идиоту, пришедшему ко мне с визитом.

— Значит, даже уединившись у себя в доме, вы не можете избавиться от идиотов?

— Увы, нет... Но здесь я чувствую себя увереннее, как бы на известном расстоянии от них... Точно в театре, и мне даже становится весело. Признаюсь вам, отсюда все, что происходит в городке, тоже кажется мне представлением. Свадьбы, похороны, ссоры, отъезды, разлуки, встречи... Потому что я все знаю и вижу, и любое событие доходит до меня, словно повторенное и усиленное эхом.

— Я познакомился с одним человеком из Монтальмо, — прервал его Лаурана, — и никак не могу вспомнить его имени и фамилии. Роста он высокого, широкоскулый, темнолицый, носит очки в металлической оправе и, по-видимому, является доверенным лицом депутата Абелло...

— Вы преподаете в лицее?

— Да, я преподаватель, — ответил Лаурана и под пристальным, холодным взглядом собеседника покраснел, словно он солгал.

— Где же вы познакомились с этим синьором из Монтальмо, имя которого вдруг позабыли?

— На лестнице Дворца правосудия, несколько дней назад.

— Он был в обществе двух полицейских?

— Нет, в компании депутата Абелло и одного моего знакомого, адвоката.

— А у меня вы хотите узнать его имя?

— Собственно, мне это не так уж важно.

— Но вы хотите узнать или нет?

— Пожалуй, хочу.

— А зачем?

— Так, из любопытства... Этот человек произвел на меня сильное впечатление.

— Еще бы! — воскликнул дон Бенито и громко засмеялся.

Он хохотал до слез, до спазм в горле. Потом постепенно успокоился, вытер глаза большим красным платком.

«Да, он безумен, — подумал Лаурана. — В самом деле безумен».

— Знаете, над чем я смеюсь? — спросил он у Лаураны. — Над собой, над своими страхами. Признаюсь, я испугался. Меня, который считает себя свободным гражданином в далеко не свободной стране, на миг охватил извечный страх, мне показалось, что я очутился в тисках между преступником и сбиром... Но даже если вы и вправду сбир...

— Вы ошибаетесь. Я уже вам сказал, я преподаватель, коллега вашего брата.

— Как же вас угораздило столкнуться нос к носу с Раганой? — И старик снова разразился хохотом. Затем пояснил: — Мой вопрос продиктован осторожностью, а не страхом... Во всяком случае, я вам уже ответил.