Обломки статуй, тщательно сортируемые, покрывали пол всех трех нефов. Бюсты мертвых, чьи гробницы расселись или разрушились, лежали рядом с кусками ангельских крыльев. Рассыпавшаяся мозаика мешалась с кусками облицовки колонн. Везде стояли подпорки, а где был сорван мраморный пол, там росла трава.

Обходили молча, Пьетро Монти и высокий человек с печальными глазами, хранитель руин.

Казалось, что при виде первых развалин, при виде театра сердце сжалось от тоски и горя так, что больше невозможно, и вот еще сильней, еще мучительней оно сжималось при виде древней красоты, упавшей в прах.

Картины катастрофы, одна за другой раскрывавшиеся перед Пьетро Монти, заставили его забыть на, эти часы об отце. Выходя из храма, он вспомнил о нем. Найти его отчаялся он после первых же расспросов. Здесь, на развалинах, как и при первой вести, пришедшей к Монти в Сибирь четыре года тому назад, было странно и подумать, что дряхлый человек мог спастись от общей гибели.

Но увидеть место, где жил отец, где, может быть, его могила, надо было тотчас.

Кучер привез Монти к углу двух улиц и остановился у пустого места.

— Здесь была дверь, — сказал он.

Соседние дома кое-как уцелели. От этого остался только холм мусора.

Монти снял шляпу.

— У синьора тут жили знакомые? — спросил кучер.

— Отец.

— Отец? Синьор — итальянец? Кто был отец? Он был очень стар?

— Да, очень.

— В этом доме жил только один старик, и я его знал. В день катастрофы я должен был отвезти его на пристань, он уезжал в Палермо. Но я не помню, отвозил я его или нет.

— Припомните! — сказал Монти, задыхаясь. — В котором часу уходил пароход?

— Около двенадцати.

— Припомните! — кричал Монти, сжимая руку кучера. — Вы отвозили старика на пристань?

— Я не помню… Я был болен, у меня вся семья погибла…

Монти выпустил его руку.

— Вы откуда могли подъехать? С которой стороны?

— Вот как сейчас.

— Постарайтесь припомнить! Ночь, горят фонари… Вы подъезжали к этому дому?

Кучер беспомощно оглянулся.

— Мне кажется, я подъезжал. Это я могу припомнить. Но я не могу решительно припомнить, как я его отвозил на пристань.

У Монти блеснула мысль:

— А раньше не было парохода?

— Был, вечерний, скорый.

— Так он мог уехать со скорым? Зачем он ехал в Палермо, вы не знаете? Он торопился?

— Он всегда собирался в Палермо, над ним даже смеялись соседи. И вдруг уехал. Да, да, это могло быть, что я за ним приехал, а его уже не было.

— Это могло быть?

— Могло, могло! Мне кажется, что даже так и было.

Монти крепко обнял кучера. Теперь опять в нем родилась надежда найти отца. Он взглянул на развалины. Конечно, отец жив, его праха тут нет, иначе б Монти это чувствовал…

— Когда идет пароход в Палермо?

— Сегодня вечером.

— Вы отвезете меня на пристань. А сейчас — назад, в гостиницу, скорей!

Не оглядываясь на развалины, Монти ехал к себе в номер. Рядом сияло море. Небо не омрачалось ни единой тучей. Солнце жгло и ласкало.

«Только зачем отцу было ехать в Палермо? Надо вспомнить детство, всю жизнь, тогда можно догадаться», — думал Монти.

Отец Пьетро Монти всегда мечтал быть скульптором, но всю жизнь провел за второстепенной работой по отделке мрамора, достигнув в этом большого совершенства.

Когда Пьетро было лет шесть или семь, его отца выписали в Россию на постройку дворца какому-то миллионеру в Москве. К этому времени матери Пьетро не было уже в живых. Отец завяз в России, где работу его оценили выше, чем на родине. Пьетро кончил русскую гимназию, а потом и горный институт. Когда началась революция, отец увез его в Италию, где и остался. Пьетро же вернулся в Россию оканчивать свое специальное, по горному делу, образование.

Все эти события хорошо припомнились Пьетро Монти во время перехода из Мессины в Палермо. Но они не давали еще никакого объяснения отъезду отца в Палермо и тому, что он всегда, по словам кучера, собирался ехать в этот город.

Тогда Пьетро Монти стал вспоминать свое раннее детство и мать. Ее было трудно вспомнить, потому что образ ее заслонялся целым рядом других женщин, посещавших отца постоянно, под предлогом заказов. Отец славился в Москве своей красотой и обаянием.

Странные, отрывистые воспоминания всплывали в голове Пьетро Монти.

Лица матери он не помнил совершенно, но ее легкую походку и ее смуглые руки он запомнил. Она умерла внезапно, и представить отца своего иначе, чем в слезах, в этот период Пьетро Монти не мог.