Гаррис ответил. Я забыл, какой марки был у него велосипед, но это не существенно.

— Ты уверен? — не отставал Джордж.

— Конечно, уверен, — ответил Гаррис, — а в чем дело?

— Дело в том, что тебя надули.

— Как это?

— На плакатах рекламируется совсем другой велосипед, — объяснил Джордж. — Такая реклама попалась мне за день-два до нашего отъезда на Слоун-стрит. На велосипеде твоей марки ехал человек со знаменем в руках. Он абсолютно ничего не делал: сидел и блаженствовал. Велосипед катился сам по себе, и это у него хорошо получалось. Твоя же «ослица» всю работу взвалила на меня: если не крутить педали, она ни на шаг не сдвинется. На твоем месте я бы этого так не оставил.

Велосипеды и в самом деле редко соответствуют своей рекламе. Только один раз рекламный велосипедист, если мне не изменяет память, что-то делал — быть может, потому, что за ним гнался бык. В ситуациях же ординарных задача художника — убедить сомневающегося новичка в том, что занятие велоспортом сводится к сидению на великолепном седле и быстрому передвижению в желаемом направлении под воздействием невидимых небесных сил.

Обычно на рекламе изображена дама, вид которой неопровержимо свидетельствует о том, что никакие водные процедуры не окажут на ее усталое тело и истомленную душу столь же благоприятное воздействие, как езда на велосипеде по пересеченной местности. Даже фее, парящей на летнем облаке, не живется так беззаботно, как рекламной велосипедистке. Ее, прямо скажем, воздушный костюм как нельзя лучше соответствует велосипедным прогулкам в жаркую погоду. И пусть чопорные хозяйки не пустят ее в ресторан пообедать, пусть ее арестует тупой полицейский, который, прежде чем отвезти ее в участок, предусмотрительно укутает в плед, — ее это не волнует. В гору и под гору, в потоке транспорта, с ловкостью, которой позавидует кошка, по дорогам, на чьих рытвинах и ухабах скончался не один паровой каток, — мчится это воплощение праздной жизнерадостности; волосы ее развеваются на ветру, пышная грудь разрезает воздух; одна нога покоится на седле, другая — небрежно закинута на фару. Иногда красавица снисходительно опускается на седло, ставит ноги на раму, закуривает сигарету и машет над головой китайским фонариком.

Куда реже за руль рекламного велосипеда усаживают мужчину. Это не столь блестящий акробат, как дама, однако и ему по силам такие несложные трюки, как стоять на седле, размахивая флагом, либо пить на ходу пиво или бульон. Сидеть часами на велосипеде, ничего не делая, — занятие для темпераментного человека малопривлекательное, поэтому велосипедист на рекламе вынужден все время что-то придумывать: вот он, въехав на вершину горы, привстает на педалях, чтобы приветствовать солнце или обратиться с эклогой к лежащим в низине лесам.

Иногда на рекламных велосипедах ездят парами, и тут только начинаешь понимать, насколько превосходит велосипед по части флирта старомодные гостиные и запущенные сады. Убедившись, что велосипеды — именно той марки, какая требуется, он и она садятся за руль… и тут же попадают в старую добрую сказку. По тенистым переулкам, по базарным площадям оживленных городов весело катятся колеса «Лучших в Британии моделей компании «Бермондси» с нижним кронштейном» или «Моделей «Эврика» компании «Кэмбервелл» с цельносварной рамой». Велосипеды эти поистине великолепны: не надо ни нажимать на педали, ни поворачивать руль. Положитесь на них, скажите им, когда вам нужно быть дома, и все будет сделано Эдвин может сколько угодно свешиваться с седла и что-то нашептывать на ухо Анжелине, а Анжелина, дабы скрыть краску смущения, может сколько угодно отворачиваться и смотреть за горизонт — волшебный велосипед будет следовать заданным курсом.

И всегда светит солнце, и всегда сухие дороги. И нет на рекламном плакате ни сурового отца, который катит сзади, ни тетушки, появляющейся, как всегда, некстати, ни младшего братца, подглядывающего из-за угла, — влюбленным ничто не мешает. Боже мой! Но почему не было «Лучших в Британии» и «Эврик» в годы моей юности?!

А вот «Лучший в Британии» или «Эврика» стоит прислонившись к воротам, он ведь тоже не двужильный. Весь день он трудился в поте лица, катая влюбленных, которые теперь, по доброте душевной, слезли и дали ему передохнуть. Они сидят рядом, на травке, под сенью величественных дерев, трава высокая, сухая. У ног их струится ручей. Рай, да и только.

Реклама, впрочем, — это всегда рай.

Но я не прав, утверждая, что рекламный велосипедист никогда не крутит педалями. Теперь я припоминаю, что попадались мне на рекламах джентльмены, работающие ногами изо всех сил, я бы даже сказал, из последних сил. Они изнемогают от усталости, они трудятся в поте лица, ясно, что, окажись за рекламной картинкой еще один подъем, — и они вынуждены будут либо слезть с велосипеда, либо умереть. И все оттого, что они по недомыслию ездят на велосипедах низкого качества. Если бы они сели на «Патни Попьюлер» или на «Баттерси Баундер» как сообразительный молодой человек в центре рекламного плаката, они были бы избавлены от всех этих мучений. Тогда единственное, что бы от них потребовалось, это — в качестве благодарности — выглядеть счастливыми, да еще слегка тормозить, когда велосипед, потеряв по молодости голову, помчится слишком быстро.

Вы, выбившиеся из сил юноши, присевшие на придорожный камень и вымотавшиеся так, что уже нет сил обращать внимание на проливной дождь; вы, измученные девы с мокрыми спутанными волосами, которые сбились с пути и с удовольствием выругались бы, если б знали как; вы, солидные лысые мужчины, с трудом, тяжело дыша, идущие по бесконечной дороге; вы, раскрасневшиеся от усталости почтенные матроны, что безысходно, до боли в ногах жмут на медленно крутящиеся педали, — почему вы все предусмотрительно не купили «Лучший в Британии» или «Эврику»? Почему на земле преобладают велосипеды несовершенных моделей?

Или с велосипедами творится то же, что и со всем остальным? Неужели Рекламу не удается воплотить в Жизнь?

Что в Германии всегда приводит меня в восторг, так это немецкая собака. В Англии устаешь от традиционных пород, все знают их как свои пять пальцев: мастиф — собака цвета сливового пудинга; терьер, он бывает черный, белый, взъерошенный — и всегда злой; колли, бульдог — ничего нового. В Германии же масса разновидностей. Там вы встретите собак, каких никогда и нигде больше не увидите; вы даже не догадаетесь, что это собаки, пока они на вас не залают. Это так необычно, так интересно. В Зигмарингене Джордж обратил наше внимание на одну собаку. Похожа она была на помесь трески с пуделем. Впрочем, утверждать не берусь: может, она и не была помесью трески с пуделем. Гаррис хотел было ее сфотографировать, но собака вскарабкалась на забор и юркнула в кусты.