Шрифт:
— Послушайте, уважаемый, не пытайтесь заниматься доморощенным психоанализом! Вы не психотерапевт, а я не больная. Эта особа не является проекцией моих страхов или фантазмов, просто она по неизвестным мне причинам забирается в мою квартиру.
Видя, что Одиль вышла из себя, полицейские принялись сумбурно извиняться. Вдруг Одиль осенило.
— Кольца. Где мои кольца?
Она подошла к комоду, стоявшему рядом с телевизором, открыла ящик и торжественно показала пустое блюдо.
— Мои кольца исчезли!
Отношение полицейских тут же изменилось. Они больше не принимали ее за полоумную, ее дело снова попадало в ячейку знакомой им рутины.
Она перечислила и описала кольца, не удержавшись, указала, по какому случаю каждое из них было подарено ей мужем, и поставила подпись под протоколом.
— Когда должен вернуться ваш муж?
— Не знаю. Обычно он меня не предупреждает.
— Вы справитесь, мадам?
— Да-да, не волнуйтесь, все будет в порядке.
После отбытия полиции все вновь стало обыденным, незнакомка превратилась в обычную воровку, обладавшую невероятной сноровкой; но эта банальность нанесла последний удар нервам Одиль, и та залилась слезами.
Две тысячи семьсот погибших от жары. Правительство подозревается в сокрытии реальных данных.
Одиль тоже была в этом уверена. По ее собственным подсчетам, количество жертв должно было возрасти. Только сегодня утром она собственными глазами видела двух мертвых воробьев возле водосточной трубы.
В дверь позвонили.
Поскольку домофон до этого молчал, значит, это либо кто-то из соседей, либо муж. Последний обычно звонил в дверь, чтобы не испугать Одиль, хотя у него были свои ключи.
— Боже мой, только бы это был он!
Открыв дверь, она пошатнулась от радости.
— О, дорогой, как я рада тебя видеть. Ты приехал так вовремя!
Она бросилась к нему в объятия и хотела поцеловать в губы, но он уклонился, лишь крепко прижав ее к себе. «Он прав, — подумала Одиль, — что это я так расчувствовалась».
— Как ты? Как твое путешествие? Где ты побывал?
Он отвечал на ее расспросы, но она, должно быть, слушала его невнимательно; ей никак не удавалось спросить о самом главном. По нескольким недовольным взглядам и вздохам она поняла, что слегка его раздражает. Но ей никак не удавалось сосредоточиться, так он был красив. Может, это из-за того, что они так давно не виделись? Чем дольше она на него смотрела, тем неотразимее он ей казался. Тридцать лет, брюнет, ни одного седого волоса, загорелая гладкая кожа, красивые руки с длинными пальцами, мощная спина с узкой талией… Как ей повезло!
Она решила сразу выложить плохую новость.
— Нас обокрали.
— Что?
— Да. Украли мои кольца.
Она рассказала случай с незнакомкой. Он терпеливо ее выслушал, не задавая вопросов и ничего не ставя под сомнение. Одиль не без удовольствия отметила его реакцию, столь отличную от полицейских. «Он-то, по крайней мере, мне верит».
Когда она закончила, он направился в спальню.
— Хочешь принять душ?
Но он тут же вышел, неся шкатулку с драгоценностями.
— Вот они, твои кольца.
— Как это?
— Да, я просто посмотрел в трех-четырех местах, куда ты обычно кладешь их. Разве ты не проверила?
— Мне казалось… то есть, я была уверена, что… последний раз я положила их в ящик комода в гостиной… около телевизора… как я могла забыть?
— Ну не расстраивайся. С кем не бывает.
Он подошел к ней и поцеловал в щеку.
Одиль удивилась и собственной оплошности, и тому, что Шарль на нее так добродушно отреагировал.
Она поспешила на кухню, чтобы принести ему что-нибудь выпить. Возвращаясь с подносом в руках, заметила, что в коридоре никакого багажа.
— Где твои чемоданы?
— Почему у меня должны быть чемоданы?
— Ну ты же только вернулся из поездки.
— Я здесь больше не живу.
— Что?
— Я уже давно здесь не живу, ты разве не заметила?
Одиль поставила поднос и оперлась о стену, чтобы прийти в себя. Почему он с ней так резок? Да, разумеется, она заметила, что они видятся нечасто, но заявлять, что они не живут вместе… Что это…
Она тихо опустилась на пол и зарыдала. Он приблизился, обнял ее и снова подобрел:
— Ну же, не плачь. Слезами тут не поможешь. Мне не нравится, что ты в таком состоянии.
— Что я сделала? Что я такого сделала? Почему ты меня больше не любишь?
— Прекрати нести невесть что. Ты ничего не сделала. И я тебя очень люблю.
— Правда?
— Правда.
— Так же, как раньше?
Он помедлил с ответом, его глаза заволокло слезами, погладив ее по голове, он сказал:
— Может, даже больше, чем раньше…
Одиль, успокоившись, приникла к нему.
— Я пойду, — сказал он, помогая ей подняться.