– Мама?

– А кого ты ожидала увидеть, кокосик? – Я потянулась поцеловать измученное личико, но дочка отстранилась.

– Не надо, не трогай меня!

– Почему?

– Я плохая, плохая! – Недетское страдание плеснулось в глазах. – Я делала больно тебе, папе, Маю! Я убила Мая! Я сегодня убила папу!!! Я не хотела, я плакала, я сопротивлялась, но он становился все сильнее! Он запирал меня в подвал и делал страшное! А потом говорил, что, если я кому-нибудь расскажу об этом, все будут думать, что это я делала страшное! Папа, папочка!

Малышку затрясло, зрачки расширились, залив радужку чернотой, тело выгнулось дугой, словно изнутри рвалось что-то жуткое, чужое.

Я прижала к себе дочь, не позволяя мраку снова завладеть ребенком, я прижалась щекой к мокрому от слез личику и шептала снова и снова, прямо в розовое ушко:

– Папа жив, ты слышишь?! Папа жив! Он едет домой! Все хорошо!

Пусть не сразу, но смысл моих слов начал доходить до Ники. Взгляд снова стал обычным, тьма убралась из глаз моей дочери, сменившись робким рассветом.

– Папа… – Тяжелый, прерывистый вздох. – Он правда жив? Самолет не разбился?

– Нет, солнышко, папа и его музыканты просто не сели в тот самолет.

– Тот самолет, который все-таки разбился? – Дочкин подбородок опять задрожал. – Так все-таки самолет разбился сегодня, да? И погибло много людей?

– Тише, тише, успокойся, – я начала тихонько покачивать-баюкать малышку. – Так, увы, иногда случается. И потом, мы же еще не знаем подробностей. Может, катастрофа была несерьезная, и летчик спас самолет.

– Не спас! Мама, ты не понимаешь! Это все я! Вернее, он, бака!

– Медвежонок? – усмехнулась я, убирая со лба дочки мешающую прядь волос.

– Это не просто медвежонок, это бака! Злой дух! Он сделал и поселил туда злого! И злой убивал папу! А потом попал на самолет и сломал его! Нет, нет, мамочка, нет! Не пускай его! Он снова тащит меня в подвал! Мамочка, помешай ему!

Последние слова Ника прокричала так пронзительно и жалобно, что в комнату ворвалась перепуганная Катерина.

– Что тут у вас, Аннушка? Почему детонька так кричит? Господи, да что с ней такое?! – Она с ужасом смотрела на меняющееся лицо девочки.

А там снова проявлялся он. Бокор. Мерзье из Сан-Тропе. Размышлять и анализировать не было ни времени, ни желания, следовало спасать дочь.

– Катерина, – я прижала к себе отбивающегося ребенка так, чтобы не было видно лица малышки, – у тебя еще осталась крещенская вода?

– Я ж говорила, здесь – нет, а дома есть.

– Привези, пожалуйста, и побыстрее. Возьми такси, деньги я отдам.

– Да зачем же такси! – Катерина не стала кудахтать и выяснять – зачем, почему. Надо, значит, надо. – Я Василию позвоню, он и привезет, у нас же машина есть, забыла? Алексей подарил.

– Хорошо, звони. А пока он будет ехать, собери, пожалуйста, наши с Никой вещи, мы уезжаем.

– Далеко?

– Я потом тебе скажу.

– А надолго?

– Дней на десять, может, больше. Пока не знаю. Возьми большую сумку.

– А…

– Катерина, звони!

– Ага, – кивнула домоправительница и утопала выполнять поручения.

А я осталась наедине с дочкой. Или уже не с ней? Невнятное бурчание, раздававшееся со стороны прижатого к моему плечу лица ребенка, идентифицировать было сложно.

Но, судя по тому, что малышка, выворачиваясь из моих рук, стремилась причинить мне боль, Ника снова сидела в подвале.

Что это означало, я догадывалась. И о причинах происходящего тоже. Объяснение могло быть только одно.

Тогда, в Сан-Тропе, мы с Лешкой смогли прервать ритуал инициации Ники, и бокору не удалось посвятить нашу дочь тьме. Но обряд был прерван резко, можно сказать – обрублен, и часть мрака вполне могла остаться в Нике, затаившись до поры до времени.

И, учитывая способность Дюбуа вселять ошметки своей гнилой души в других людей (как это было с Лешкой), этой частью мрака мог стать вирус злобного бокора.

Почему вирус колдуна не помешал Нике противостоять в тот день собственно колдуну? Не знаю. Наверное, был слишком слаб, а моя дочь сильна.

А потом что-то или кто-то активизировал спрятавшуюся гадость, и тьма постепенно, исподволь, начала набирать силу.

И овладевать ничего не подозревающей малышкой. Пока не победила окончательно, предварительно запугав и запутав кроху.