Последовал жесткий приказ:

– А сейчас крысеныша в ящики!

Туго защелкнули на запястьях наручники и грубо поволокли пацана вниз.

Они вошли в коридор и стали спускаться. Несмотря на лето, Олег Ломоносов ощутил подвальную сырость и холод, когда его босые ноги коснулись скользких ступенек. На душе стало тревожно, сердце забилось сильнее. Они спускались все ниже и ниже! У Олега Ломоносова возникла ассоциация с преисподней. Интересно если Люцифер существует то какой он. Не обязательно злой, так Сатана в большей степени ассоциируется с грехом, нежили со злом. А например "святые пророки" творили зло, но это не считалось грехом. Как, например Елисей убивший сорок два ребенка только за то, что его подразнили за плешь. Или "великим" деянием названа готовность Авраама зарезать ни в чем неповинного сына.

А грех это куда более широкое понятие. В частности внебрачный секс - это ведь не зло, но грех! А если у женщины муж алкаш и дебил, а законы страны запрещают развестись и он что бы родить здоровое потомство занялась любовью с достойным человеком. Формально грех, но фактически кто ее осудить. Или обокрасть миллиардера, а деньги раздать нищим, и отдать голодным детям. Такой человек виновен перед уголовным кодексом, но чист перед собственной совести. Так что Сатана может быть вовсе не человекоубийца, а великая личность с более широкими взглядами на жизнь и проблемы мироздания.

Прирожденный философ, Олег Ломоносов, размышляя так отвлекся, что и не заметил, как его ввели в камеру, и окрыли пыточный, немецкий ящик.

Нацистская надзирательница с легким немецким акцентом по-русски попросила:

– Прошу будь послушным! Тогда выйдешь отсюда живым!

Мальчик-пионер машинально вошел, и тут же наткнулся на гвозди. Попробовал повернуться, острия вонзились в лопатки, укололо шею. Он оказался в знаменитом известном еще во времена средневековой инквизиции ящике. Да гитлеровцы возражали прежние методы дознания. Инквизиторы, хотя и были формально христианами, изобретали различные изуверские формы пыток. Но палачи коварного гестапо кое-что усовершенствовали в частности на руках мальчика-пионера, защелкнулись наручники-цепи и его с помощью растянули. Утомленные каторжным трудом мышцы будучи вывернутыми под неправильным углом заныли.

Зюгельгюнтер генерал-палач СС, глядя, как окантовали мальчишку-пионера, удовлетворенно по-немецки, и даже причмокивая толстыми губами, в которых словно в мусорнице застряла турецкая сигара, произнес:

– Теперь ты наш дружок. Я бы с тобой прямо сейчас занялся, но уже давно ел. Ты тут постой подумай, а я, выпив вина, приду к тебе.

Взгляд генерала-палача стал маслянистым, видимо он навел справки и знал что Олег хорошо понимает немецкий.
– Здорово тебе тут будет наслаждаться.

Размахнувшись, он ударил мальчишку-пионера в лицо. Олег Ломоносов отшатнулся, смягчив удар, но очень острые гвозди вонзились в лопатки. Кроме того, их видимо смазали кислотой так от жгучих прикосновений кожа начала гудеть и чесаться. Мальчишка-пионер не издал и звука, хотя одно острие очень больно царапнуло по свежему рассечению от колючей проволоки.

Зюгельгюнтеру не понравилась подобная стойкость, на детском лице пионера ни один мускул не вздрогнул и Олег не отводил голубые глаза - смотрел прямо. Эсесовец уже на ломаном русском языке добавил:

– Ну, хорошо когда я приду, посмотрим, как ты щипаный орленок запоешь.

Следователь-генерал в сопровождении охраны покинул подвал. Артем остался один в полной тьме. Было холодно и сыро, кожа покрылась пупырышками. На Кипре май жаркий, что Крымское лето, а тут такое ощущение, будто нарочно подключили холодильник.

Или удачно и специально подобрали помещение, таким образом, что конденсируясь потоки охлаждают данный подвал.

Олег, без особого успеха попробовал повернуться и его снова словно ужалили ядовитые змейки в бок. Кислота, кусала покруче любой самой жгучей крапивы, заставляя загорелую и упругую кожу покрывать волдырями. Похоже, этот ящик делали специально для пленных мальчишек, определенной конституции, так как гвозди были удивительно точно подогнаны. И не шевельнуться.

Олег Ломоносов чтобы отвлечься от боли стоял и прислушивался:

За соседней стеной был, похоже, такой же пыточный ящик. Вернее два! Так и истязуемых мальчишек было двое. Они тихо постанывали, и бредили, судя по всему, они здесь были давно, и пытка окончательно сломила пацанов.

– Все скажу!
– Бормотал на русском с легким украинским акцентом один из них. Другой сквозь всхлипывания и стоны, слезно просил: отпустите меня к маме. Я больше не буду!

Это была детская тюрьма, точнее отведенный под сопляков её сектор - пока не слишком переполненная, так основная волна чисток уже прошла, а новая только была в проекте. Тем более, что пойманных и провинившихся либо отправляют снова вкалывать к концлагерь или просто сжигают в печи крематория. Да и вообще бесноватый фюрер сказал, что сын за отца тоже отвечает, и поэтому детей арестовывают почти также часто как взрослых. Хотя тут уже развилка, но если уж попался, садисты скидок на возраст не делают. Скорее наоборот становятся еще более изощренными и жестокими.

Олег Ломоносов уверенно крикнул:

– Держитесь! Я постараюсь освободить вас!

Мальчики, похоже, настолько одурели, что никак не среагировали на выкрик. Олег почувствовал сильную усталость, вот уже целые вторые сутки он на ногах, вкалывал без перерыва с кувалдой и пробежал больше трехсот пятидесяти километров босыми детскими ногами по камням, шишкам, веткам. Проявил героизм, а теперь ему хочется вытянуться и поспать. Ощутить теплую постель, отвыкший от холода организм болезненно ощущает прохладу. Но ведь сейчас май, а какого узникам зимой и не в таком теплом климате как на Кипре. Тоже, наверное, так стоят голые. Вообще странно, что такие же как и все люди, наверное, хоть и нацисты, но верующие в дело Господа Бога и Христа стали столь злыми и жестокими по отношению к своим братьям по крови - людям. Разве тот же генерал-следователь не догадывается, что на самом деле мальчики не враги нации хотя бы в силу своего возраста. И что их было бы лучше простить и отпустить.