Соколиный Глаз молча, жестами, пригласил туда всех остальных.

– А что делать с лошадьми? — пробормотал он. — Если мы зарежем их и трупы бросим в реку, мы потеряем время. Оставив же лошадей здесь, ясно покажем мингам, что владельцы коней недалеко.

– В таком случае, отпустите их в лес, — предложил Хейворд.

– Нет, лучше обмануть врага. Пусть они вообразят, будто им нужно гнаться за нами бегом. Да, да, это обманет их, конечно... Чингачгук, что это шелестит в кустах?

– Жеребенок.

– Вот его придется убить, — сказал охотник и протянул руку к холке молоденького создания, которое быстро отскочило в сторону. — Ункас, твои стрелы!

– Стойте, — сказал хозяин осужденного на смерть жеребенка; не обращая внимания на шепот остальных, он громко произнес эти слова: — Пощадите жеребенка моей Мириам. Это красивый отпрыск верной лошади, и он никому не делает зла.

– Когда люди борются за свою жизнь, даже собственные их собратья значат для них не больше, чем лесные звери. Если вы скажете хоть одно слово, я отдам вас в руки макуасов. Пусти стрелу, Ункас, поспешим, пока не поздно.

Глухой, угрожающий голос еще не замолк, когда раненый жеребенок вскинулся на дыбы, потом упал на колени передних ног, и Чингачгук быстрее мысли полоснул ножом по его горлу и столкнул свою жертву в реку; жеребенок поплыл вниз по течению. Этот поступок, по-видимому жестокий, но в сущности вызванный крайней необходимостью, наполнил души путешественников унынием.

Все происходившее казалось путникам странным предвестием опасности, и чувство это усилилось при виде спокойной, но непоколебимой решимости, сквозившей в каждом движении охотника и могикан. Кора и Алиса, дрожа, прижались друг к другу, а рука Хейворда сама собой легла на один из пистолетов, вынутых из кобуры; он занял место между девушками и темной стеной леса.

Индейцы, взяв под уздцы испуганных, упирающихся лошадей, ввели их в реку.

Невдалеке от берега могикане повернули коней и скоро скрылись под нависшими берегами, пустив нарраганзетов против течения. Между тем разведчик вывел берестяной челнок из тайника, где он был скрыт под ветвями низких кустов, касавшихся струй реки, и молча, жестом, предложил молодым девушкам сесть в эту лодку.

Они повиновались без колебаний, пугливо оглядываясь на сгущавшийся мрак, который теперь, точно темная ограда, лег вдоль берегов потока.

Едва Кора и Алиса очутились в лодке, разведчик предложил Хейворду войти в воду и поддержать один край утлого челна, а сам взялся за него с другой стороны. Таким образом они несколько времени тащили челн по воде. Вслед за ними шел опечаленный и унылый хозяин убитого жеребенка. Тишина вечера нарушалась только журчаньем воды, весело разбивавшейся о челнок и о ноги осторожно шагавших людей. Хейворд предоставил разведчику свободу действий, и тот, по мере надобности, то приближал челн к берегу, то отдалял, избегая торчащих из воды камней или водоворотов; каждое его движение доказывало, как хорошо знал он избранный путь. Время от времени Соколиный Глаз останавливался; тогда среди полного безмолвия доносился глухой, постепенно усиливающийся гул водопада. Напрягая слух, разведчик старался уловить звуки в дремлющем лесу. Удостоверившись в полной тишине и не уловив никаких признаков приближения врага, он снова, по-прежнему осторожно, двигался вперед.

Наконец взгляд Хейворда упал на что-то черневшее в особенно густой тени, которую высокий берег кидал на воду. Майор указал Соколиному Глазу на темное пятно.

– Да, — спокойно произнес разведчик, — индейцы скрыли тут лошадей. На воде следов не остается, и даже совиные глаза оказались бы слепы в этой темноте.

Реку теснила стена высоких зубчатых скал; один из утесов свешивался над челноком. На скалах возвышались высокие деревья, которые, казалось, ежеминутно были готовы упасть в пропасть. Все было черно под этими скалами и деревьями, очертания которых смутно рисовались на фоне темно-синего, усыпанного звездами неба. Река делала здесь излучину, а впереди, и по-видимому невдалеке, вода словно громоздилась к небу и ниспадала в глубокие пещеры, из которых несся грозный гул, наполнявший вечерний воздух.

Лошади были привязаны к редким кустам, которые росли в трещинах камней; они стояли в воде, и им предстояло провести целую ночь в этом месте.

Соколиный Глаз предложил Дункану и его спутникам сесть в носовую часть челна, сам же поместился на корме и стоял так прямо, будто под его ногами была палуба большого корабля, сделанного не из древесной коры, а из гораздо более прочного материала. Индейцы осторожно отошли в сторону. Соколиный Глаз с силой уперся шестом в прибрежную скалу и оттолкнул челн от берега на середину бешеного потока. Несколько минут шла ожесточенная борьба между рябью, вызванной движением челна, и быстрым противным течением. Пассажиры с лихорадочным напряжением смотрели на воду, не решаясь шевельнуть рукой или вздохнуть поглубже, чтобы не опрокинуть хрупкий челнок.

Раз двадцать им казалось, что водоворот увлечет их к гибели, но умелая рука кормчего легко направляла и поворачивала челн. Быстрое и, как молодым девушкам показалось, отчаянное усилие охотника решило дело. Как раз в то мгновение, когда Алиса в ужасе закрыла глаза, думая, что водоворот унесет их к подножию водопада, челнок миновал гладкий, плоский камень, еле выдававшийся из воды.

– Где мы? И что делать дальше? — спросил Хейворд, поняв, что Соколиный Глаз достиг своей цели.