Получив от Холмъярда сигарету, он описал события дня более подробно, чем позволяли возможности передатчика. Холмъярд осторожно потискал яйцо на груди Кэрмоди.

— Каково чувствовать, что вы не только дадите жизнь горовицу, но и подарите им средство общения? Став, в определенном смысле, отцом всех горовицев?

— Чувствую я себя очень странно, — ответил Кэрмоди. — Беспокоит груз ответственности, который я взвалил на себя. Ведь то, чему я научу этих разумных существ, определит направление их развития на много тысячелетий. А может, и больше. С другой стороны, все мои старания могут и не дать результатов.

— Вам необходимо соблюдать осторожность. Да, кстати, вот то, что вы просили. Кобура с поясом. А в сумке патроны, фонарик, запас сахара и соли, перец, ручка, пинта виски.

— Вы же не предполагаете, что познакомлю их с огненной водой? — заметил Кэрмоди.

— Нет, — хмыкнул Холмъярд. — Эта бутылка лично для вас. Я думаю, порой вам не помешает сделать глоток-другой. Не исключено, что может возникнуть необходимость поднять бодрость духа, если вы долго не увидите никого из соплеменников.

— Я слишком занят, чтобы маяться одиночеством. Но девять месяцев — действительно долгий срок. Нет, я не считаю, что одиночество станет невыносимым. Это достаточно странная публика. Но уверен, что они, как и я, ждут развития событий.

Они пообщались еще немного, обговорив методику исследований на следующий год. Холмъярд сказал, что на всякий случай на корабле кто-то постоянно будет нести вахту у приемника. Правда, у всех дел по горло, потому что у экспедиции масса проектов, не терпящих отлагательств. Им придется отлавливать и препарировать разные виды живых существ, брать и анализировать пробы земли и воздуха, проводить геологическую съемку, заниматься розысками ископаемых останков и так далее. Довольно часто корабль будет перемещаться в другие районы планеты, даже в другое полушарие. Но в этом случае останутся два человека с джипом.

— Послушайте, док, — сказал Кэрмоди. — Не можете ли вы слетать в ту долину и обеспечить готовый запас кремня? Затем сложите его на видном месте, чтобы мы могли найти его. Идет? Если они научатся пользоваться оружием и инструментами, я бы хотел, чтобы сырье оказалось у меня тут же.

Холмъярд кивнул:

— Хорошая мысль. Сделаем. До конца недели мы подготовим вам запасы кремня.

Холмъярд пожал руку Кэрмоди, и маленький монах двинулся в обратный путь. Он освещал себе дорогу фонариком, предполагая, что, если свет и привлечет хищников, он же и отпугнет их.

Он преодолел больше сотни ярдов, когда ему показалось, что сзади кто-то идет. Он почувствовал себя сущим дураком, когда, прислушиваясь к подсознательным импульсам, понял, что причиной их оказалась маленькая фигурка Туту.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Кэрмоди.

Девочка осторожно приблизилась, словно опасаясь его, и он повторил вопрос. Она еще не знала массы слов, и в этой ситуации Кэрмоди не мог исчерпывающе объясниться с ней.

— Почему ты здесь?

Раньше он не использовал слова «почему», но подумал, что в данных обстоятельствах Туту должна его понять.

— Я… — Она жестом показала, как следовала за ним.

— Следить.

— Я следить… ты. Я нет… хотеть ты обидеть. Темно. Большой мясоед. Кусать, рвать, убить, есть тебя. Ты умирать. Я… как сказать?

Монах понял, что она имела в виду, потому что ее большие карие глаза были полны слез.

— Ты плачешь, — сказал он. — Ох, Туту, ты плачешь из-за меня. — Он был тронут.

— Я плакать, — сказала она дрожащим голосом, готовая разрыдаться. — Я…

— Расстроена. Переживаешь.

— После Джон умереть… я хочу умереть. Я…

Кэрмоди обратил внимание, что она только что использовала понятие будущего, но не стал растолковывать ей, что значит будущее время. А вместо этого обнял ее и привлек к себе. Она уткнулась в него головой, кольнув острым кончиком клюва между ребрами, и громко расплакалась.

— Не переживай, Туту, — сказал он, поглаживая султан на круглой головке. — Джон любит тебя. Понимаешь… я люблю тебя.

— Люблю. Люблю, — пробормотала она между всхлипываниями. — Люблю, люблю. Туту люблю тебя!

Внезапно она отпрянула, и Кэрмоди ее выпустил.

— Я люблю, — проговорила она, вытирая кулачками слезы. — Но… я бояться за Джона.

— Боишься? Почему ты боишься за Джона?

— Я видеть… ну… горовиц… с тобой. Ты как он, но ты не как он. Он… как сказать… странный. Это правильно, да? И он летать, как гриф, но нет крыльев… он… не могу сказать, как он летать. Очень… странно. Ты говорить с ним. Я понимать слова… не все.

Кэрмоди вздохнул:

— Сейчас я могу тебе сказать лишь то, что он не горовиц. Он человек. Человек. И пришел со звезд. — Он показал наверх.