– И куда?
– спросил я.

Виктор Афанасьевич задрал подбородок.

– Простите?

– Куда мы движемся? Ради чего работает механизм?

– А вот этот вопрос - не правильный. Почему? Потому что он подразумевает поиск цели. Но это все равно, что искать смысл в отливе, восходе солнца или ветре, качающем деревья. Какой смысл в реке? Вот вы капля, Константин. Какой для вас смысл?

– Смысл - попасть в море, - сказал я.

Преподаватель улыбнулся.

– А какой для вас, капли, смысл в море? Молчите? Вы его не найдете и не поймете. Почему погибли одни цивилизации и возвысились другие? Почему и те погибли в свою очередь? Почему мы двуполы? Или почему вы думаете так, а не иначе? Нет ответа. Но для экономики он хотя бы просматривается. Это рост личного и мирового благосостояния. Если уж совсем понятными словами - чтобы всем было хорошо. Надеюсь, Константин, я доступно объяснил, для чего вы учитесь и вообще существуете?

– Чтобы мне было хорошо?

– Именно. А теперь вернемся к нашим э... графикам.

Виктор Афанасьевич, посчитав разговор оконченным, вернулся к доске.

– Вот вроде правильно все сказал, - наклонился ко мне Леха, - а все равно подвох чудится. За счет чего всем хорошо? А конкуренция? А инфляция?

– Здесь не это главное, - прошептал я.

– А что?

– Ни космос, ни память в таком случае не нужны. Сиди, копи личное благосостояние, жри с корыта.

Я достал клей и карточку.

– Костя, - выдавил Леха.

– Не ссы.

Я приклеил карточку на жесткую деревянную спинку скамьи. От доски Виктору Афанасьевичу все равно видно не было.

Сексуальное воспитание я промотал.

Съездил до Северного рынка и пешком пошел к дому. Присматривался к тумбам и столбам. Не удержался и шлепнул карточку на пластиковую девчонку, зазывающую в стриптиз-бар.

Настроение было паршивое.

Ведь, в сущности, если подумать, наши предки воевали именно за то, чтобы нам жилось хорошо. Чтобы вообще жилось.

И вот я, я живу. Не голодаю. У меня есть отец и мать. Есть телевизор и интернет. Есть куча всякого дерьма, которая составляет мой быт, мои интересы, всю мою жизнь. А ощущение такое, словно я всем этим их, застреленных, замученных, разбомбленных, предаю.

Не затем живу. Не так.

Может, и куратор-то был прав - годимся мы только на убогие представления, на фальшивые полеты в петардном дыму.

Я забрел на спортивную площадку и, наверное, минут сорок смотрел, как малолетки гоняют мяч. Играли они бестолково, но азартно, двое были в сине-гранатовых футболках "Барселоны" и оба значились Месси.

– Бей!

– Куда ты бьешь?

– Пасовать же нужно!

Когда счет стал двенадцать-десять в пользу противников Месси, я вздохнул и поднялся. Хорошо им! Ни забот, ни тревог. Жизнь - как приключение.

Подумав, я приклеил карточку на боковину невысокой трибуны. Может прочтут. Хотя в школе им, наверное, уже промыли головы. Ах, эти американцы! Как высадились, как перемололи гитлеровцев в труху!

Я прижал к уху завибрировавший телефон.

– Костя, привет!
– сказал Саня.
– Мне тут Леха карточку показал. Крутая карточка. Только ты Петра Игнатьевича подставляешь.

– Каким образом?
– спросил я.

– Ну, он же был против. Это вообще опасно.

– Саня, - сказал я, с трудом сдерживаясь, - в чем опасность? В том, что я знаю нашу историю, и хочу, чтобы ее знало как можно больше людей?

– Костя, блин! Есть официальная версия...

– Которая идет в задницу!
– крикнул я и отключился.

Телефон захотелось грохнуть об асфальт.

Не ожидал такого от Сани. Эх, Гагарин, Гагарин. Перетрусил? Высок космос оказался? Карточка - это, конечно, не утвержденный в мэрии фейерверк. Страшнее.

Друзья-приятели. Друзья-предатели.

Сделалось вдруг чуть ли не до слез обидно. Мне же отвечать, мне, а они уже по кустам. Боятся, что и их потянут. Дружили, пиво вместе пили? А-та-та!

Тьфу, блин!

Кто еще потянет-то? Кому я нужен? Я же не террорист. Террорист-расклейщик, ага. Национальная угроза. Подлежу немедленному уничтожению, как только достану карточку.

Я и сам-то утром...

Нет, смешно на самом деле. Что я, действительно что-то противоправное делаю? Сколько людей по старинке объявления клеят? Тысячи. А мне, дураку, в этой толпе слежка мерещится. Петр Игнатьевич и запугал, кстати. Изымут, поймают, пропадешь...

В отместку своему страху я наклеил сразу пять карточек на длинный строительный забор, а потом еще на кабинку биотуалета.

Книжная лавка мигнула вывеской в арке, и я, не раздумывая, свернул туда.

Стеллажи, изгибаясь, с коротких ступенек по спирали вели в центр магазинчика к форпосту из стойки и допотопного кассового аппарата.

Для девушки, сидящей за стойкой с книжкой в руках, я, наверное, вынырнул слишком неожиданно, потому что она вытаращилась на меня как на привидение.