Сержант извивался, отчаянно высматривая помощь, но никого вокруг не было. Каладин удерживал его без особого труда. Кое-что полезное нашлось и в вылазках с мостами: если сумеешь выжить, здорово укрепишь мышцы.

Каладин чуть ослабил хватку, позволяя Газу дышать. Потом наклонился еще ближе:

– Мы начнем все заново, ты и я. С чистого листа. И я хочу, чтобы ты сразу кое-что понял. Я уже мертв. Ты не можешь причинить мне боль. Ясно?

Газ медленно кивнул, и Каладин позволил ему еще раз вдохнуть ледяной и сырой воздух.

– Четвертый мост мой, – отчеканил Каладин. – Ты по-прежнему будешь отправлять нас на задания, но я стану старшиной. Последний умер сегодня, так что тебе все равно придется назначить нового. Ясно?

Газ снова кивнул.

– Ты быстро учишься. – Каладин позволил сержанту свободно дышать.

Он отступил, и Газ неуверенно поднялся на ноги. В его глазах притаилась ненависть. Он как будто был чем-то обеспокоен – чем-то большим, нежели угрозы Каладина.

– Я хочу перестать выплачивать свой рабский долг, – добавил Каладин. – Сколько платят мостовикам?

– Две светмарки в день, – мрачно ответил Газ, потирая шею.

Значит, раб получает половину. Одну бриллиантовую марку. Смехотворная сумма, но даже она понадобится. Ему также надо будет как-то удержать Газа.

– Я начну забирать жалованье, – сказал Каладин, – но ты получишь одну марку из пяти.

Газ вздрогнул и уставился на него сквозь полумрак.

– За старания, – уточнил мостовик.

– Какие еще старания?

Каладин шагнул к нему:

– Старания, во имя Преисподней, держаться от меня подальше. Ясно?

Газ снова кивнул. Каладин ушел. Он ненавидел тратить деньги на взятки, но Газу требовалось настойчивое, постоянное напоминание о том, почему Каладина нельзя убивать. Одна марка раз в пять дней не такое уж серьезное напоминание… но для человека, который рисковал, выбираясь наружу во время Великой бури, чтобы защитить свои сферы, ее может оказаться достаточно.

Каладин вернулся к маленькой казарме Четвертого моста, распахнул толстую деревянную дверь. Люди сидели и лежали внутри, съежившись, как и было перед его уходом. Но что-то изменилось. Неужели они всегда выглядели такими жалкими?

Да. Именно такими. Это Каладин стал другим, а не они. Он чувствовал себя странно, как будто позволил себе забыть – пусть и не целиком – последние девять месяцев. Он словно оглянулся во времени, изучая того человека, которым был. Человека, который продолжал бы бороться, и у него это неплохо получалось.

Он не станет прежним – шрамы не стереть, – зато будет учиться у себя прежнего, как новый капитан отряда учится у победоносных генералов прошлого. Каладин Благословленный Бурей умер, но Каладин Мостовик был той же крови и подавал надежды.

Он подошел к первой жалкой фигуре. Человек не спал – разве можно спать во время Великой бури? Мостовик съежился, когда юноша присел рядом.

– Как тебя зовут? – спросил Каладин, и Сил, подлетев к лицу мужчины, принялась его изучать. Тот ее не видел.

Этот мостовик выглядел старше Каладина, с отвислыми щеками, карими глазами, коротко остриженными седыми волосами и короткой бородой. Рабского клейма у него не было.

– Твое имя? – снова спросил Каладин.

– Иди ты в бурю, – пробормотал мостовик и перевернулся на другой бок.

Каладин поколебался, потом наклонился ближе и тихо проговорил:

– Послушай, друг. Ты можешь назваться, или я буду продолжать тебе докучать. Отказывайся – и я выволоку тебя под дождь и подвешу над ущельем за ногу. Будешь висеть, пока не скажешь мне свое имя.

Мостовик бросил на него косой взгляд. Каладин медленно кивнул, глядя человеку прямо в глаза.

– Тефт, – наконец сказал тот. – Меня зовут Тефт.

– Это было нетрудно. – Парень протянул руку. – Я Каладин. Твой старшина.

Мостовик помедлил, потом растерянно пожал руку. Каладин смутно припоминал этого человека. Он был в расчете довольно долго – по меньшей мере несколько недель. Его перевели из другого расчета. Одним из наказаний для мостовиков, которые совершили какие-то проступки, был перевод в Четвертый мост.

– Отдохни, – сказал Каладин, отпуская руку Тефта. – Завтра у нас будет тяжелый день.

– Откуда ты знаешь? – спросил Тефт, потирая бороду.

– Потому что мы мостовики. – Каладин встал. – У нас каждый день тяжелый.