Шрифт:
Алеша не мог сдержать напора чувств и, полуодетый, вышел к нему:
— Здорво, Михаил!
Вестовой испуганно повернулся. Графин со звоном упал и разбился.
— Ничего! Это ничего, Миша! — подбежал к нему Алеша и нагнулся вместе с вестовым над осколками графина.
На полу они улыбнулись один другому, как напроказившие школьники, и встали.
— Это такой пустяк! Главное — выступаем! Выступаем!.. — повторил Алеша и дружески хлопнул вестового по плечу.
Мишка удивленно взглянул на юного прапорщика и рассудительно сказал:
— Чего тут радоваться, господин прапорщик? Маета одна с этими переходами. Только, можно сказать, обжились, обгляделись… ну, одним словом, перезнакомились…
— Да ведь это же не просто переход в другую деревню, а бой! Понимаешь ты: решительный, важный бой! — возмутился Алеша равнодушию Мишки.
— Так точно, господин прапорщик! Это совершенно правильно! Это я, конечно, по необразованности!.. — почувствовав в голосе Алеши недовольные нотки, поправился вестовой. — Через полчаса будить есаула, а у меня — не у шубы рукав… — И Мишка принялся за уборку.
Стол был залит вином и медовухой, завален грязной посудой, рыбными костями, раскрошенным хлебом. Пол загажен, затоптан.
Алеша вспомнил все происходившее здесь вчера.
«Я отомщу за всех! За всё! Скоро! Скоро!..»
Глава LVII
В проходах ущелья партизаны закладывали фугасы. Подтаскивали камень к отвесным кручам узкого ущелья. Руководил командир отделения Пальчиков. Кузнец Потап Мазюкин на плечах втащил свое тяжелое детище — «пушку-бухалу» и укреплял ее на самом «шишу».
Свесив с кручи длинную, кольцеватую бороду цвета монетной меди, он пытливо смотрел вдоль ущелья и на подходы к нему со стороны Маральей пади: высчитывал, примеривал, отползал назад, подавался вперед, прищуривал глаз, точно прицеливаясь в невидимого врага.
Доставку патронов, ручных гранат и железного крошева для пушки возложили на завхоза Свистуна; разведку и охранение с юга, со стороны Маральей пади, — на взводного Лобанова; инсценировку жаркого оборонительного боя с севера, со стороны наступления полковника Елазича, — на трех стариков с деревянными трещотками и конный разъезд под командой сына взводного Лобанова — молодого, расторопного казака Палладия.
Жариков носился по деревне, собирая бороны. Опрокинутые вверх зубьями, они образовали грозное для кавалерии поле у выхода из ущелья на случай, если фугасы подведут и противнику удалось бы прорваться…
Ефрем Гаврилыч наблюдал за установкой отбитых у гаркуновцев двух пулеметов, сам выбирал для них позиции, сам пристреливал по ответственным рубежам.
Никодим и пестун были всюду. Могли ли они не принять участие в закладке фугасов! Разве можно было кому-нибудь доверить подноску гранат?! А патронов?! Кто лучше Никодима мог связать бороны проволокой одна к одной?
Но настоящее свое призвание они нашли все-таки на подноске валунов к обрывам ущелья. Камней требовалось много, работа трудная. Никодим раскачал холодный, скользкий камень и, проваливаясь в снегу, понес его к обрыву. Медвежонок шел позади. Мальчик, красный от натуги, положил камень и повернулся, чтобы бежать за другим, но сзади раздался грохот. Никодим увидел пестуна, который, свесив голову вниз, смотрел и слушал. Камня, принесенного мальчиком, не было.
Никодим схватил ножны и ударил ими медвежонка по заду. Пестун взвизгнул и отбежал от обрыва.
— Дурачка нашел! Черт шерстистый! Я надуваюсь, тащу, свет из глаз катится, а ты спихивать!.. — Никодим погрозил ножнами озадаченному медвежонку и пошел за новым камнем.
Бобошка понуро побрел сзади. Мальчик раскачал новый камень. Неожиданно пестун занялся тем же, но работа у него шла успешнее. Он так энергично орудовал всеми четырьмя лапами, что снег и комья земли дождем летели вокруг.
— Вот так-то лучше! — обрадовался Никодим.
Пестун подрыл камень, взял его в лапы и понес. Никодим со своим валуном пошел следом.
Партизаны увидели медведя с ношей, засмеялись, закричали.
От гордости за друга Никодим не чувствовал тяжести валуна, но Бобошка подошел к обрыву и спустил камень вниз. Никодим ахнул, бросил валун и снова схватился за ножны.
— Дурак! Башка толстая, а пустая!.. Нельзя! Нельзя бросать сейчас!.. Сейчас таскать надо… Таскать, Бобошенька! — Мальчик наклонился к уху медвежонка и раздельно повторил: — Бросать будем после. После… Понимаешь, милый Бобоша, после!
Пестун смотрел на него и моргал круглыми глазками.