То, что он сам заговорил о своем здоровье, было настолько неожиданно, да и то, что у него не все в порядке, так странно, что Лоурел тут же вылетела в Новый Орлеан.

Крошечный, мучительно яркий глазок аппарата все еще висел между напряженным лицом судьи и невидимым лицом врача.

Потом сразу вспыхнули лампы на потолке, и доктор Кортленд встал, вглядываясь в судью Мак-Келва, который пристально смотрел на него.

— Так и думал, что дам вам работенку, — сочувственно сказал судья — таким тоном он обычно, до ухода на пенсию, выносил приговор.

— У вас сетчатка отслоилась в правом глазу, судья Мак, — сказал доктор Кортленд.

— Ладно, с этим вы справитесь, — сказал судья.

— Нужно немедленное вмешательство, нельзя терять драгоценное время.

— Хорошо, когда будете оперировать?

— Из-за какой-то царапинки? — закричала Фэй — Чтоб они засохли, эти проклятые розы!

— Но на глазу никакой царапины нет. Повреждена не поверхность глаза, а сетчатка, внутри. Оттого и появляются эти вспышки света. Повреждено то, чем он видит, миссис Мак-Келва. — И доктор Кортленд, отвернувшись от судьи и его дочери, подозвал Фэй к таблице, висевшей на стене. Распространяя запах духов, она прошла через комнату. — Вот поверхность нашего глаза, а вот его разрез, — сказал он. И показал на таблице, в чем будет заключаться операция.

Судья Мак-Келва тяжело повернулся к Лоурел, сидевшей на стуле ниже его.

— А глаз-то не обманул, — сказал он.

— Не понимаю, и за что же это на меня такая напасть свалилась! — сказала Фэй.

Доктор Кортленд проводил судью до двери, вывел в коридор.

— Отдохните у меня в кабинете, сэр, там сестра заполнит вашу карточку, хорошо?

Вернувшись в кабинет, доктор уселся в кресло для пациентов.

— Лоурел, — сказал он, — не хочу я сам его оперировать. До сих пор горюю из-за вашей мамы, — торопливо добавил он. Затем обернулся и впервые пристально посмотрел на Фэй. — Наши семьи так давно знакомы, — сказал он ей; такие слова обычно говорятся, когда о другом говорить невозможно.

— Где именно отслоилась сетчатка? — спросила Лоурел.

— Ближе к центру, — объяснил он и, встретив ее пристальный взгляд, добавил: — Опухоли нет.

— А я вас к нему и не подпущу, пока вы мне вперед не объясните, будет он хорошо видеть или нет, — сказала Фэй.

— Понимаете, это зависит в первую очередь от характера отслойки, — сказал доктор Кортленд. — Затем — от искусства хирурга, а дальше — от того, насколько судья Мак будет подчиняться нашим указаниям, ну и, наконец, от Божьей воли. Вот она помнит. — И он кивком показал на Лоурел.

— Одно я твердо знаю, — сказала Фэй. — Зря на операцию лезть ни к чему.

— Неужели вы хотите, чтобы он ждал, пока совсем не ослепнет на этот глаз? — сказал доктор. — Ведь на другом глазу у него начинается катаракта.

Лоурел переспросила:

— У отца катаракта?

— Я об этом знал еще до того, как уехал из Маунт-Салюса. Развивалась она медленно, постепенно. Я его предупреждал. Но он думает, что времени пока хватит. — Доктор улыбнулся.

— Так было и с мамой. Так у нее все и началось.

— Вот что, Лоурел, я человек без особого воображения, — протестующе заявил доктор Кортленд, — потому и действую осторожно. Ведь я был очень близок с ними — и с судьей Маком, и с мисс Бекки. Я не отходил от постели вашей мамы.

— Я тоже была тогда дома. Вы отлично знаете, что никто вас ни в чем винить не станет, никто и не думает, что вы могли чем-то помочь…

— Если бы мы тогда знали то, что знаем теперь. Не в глазах было дело, у вашей мамы это была только часть заболевания.

Лоурел посмотрела в его лицо — такое умудренное и такое бесхитростное. В нем словно сосредоточился характер всего их края — штата Миссисипи, где он вырос.

Доктор встал.

— Конечно, если вы захотите, я сам буду оперировать, — сказал он. — Но лучше бы вы меня не просили.

— Отец вас от себя не отпустит, — тихо сказала Лоурел.

— А мой голос уже не в счет? — бросила Фэй, выходя за ними. — А я голосую вот за что: забудем про это дело, и все. Мать-природа лучше любых докторов.

— Ладно, Нэйт, — сказал судья Мак-Келва, когда они все собрались в кабинете доктора Кортленда. — Когда?

Доктор Кортленд заговорил:

— Слушайте, судья Мак, мне только что удалось перед отлетом буквально за полу поймать доктора Каномото в Хьюстоне. Вы знаете, он мой учитель. Теперь он применяет более радикальный метод и может прилететь сюда послезавтра…

— А зачем? — сказал судья Мак-Келва. — Слушайте, Нэйт, я бросил дом, спокойную жизнь, прикатил сюда, отдался в ваши руки по одной простой причине: потому что я в вас верю. Вот и докажите, что я еще не слишком стар, чтобы правильно судить о людях.

— Хорошо, сэр, пусть будет по-вашему, — сказал доктор и, вставая, добавил: — Но вы знаете, сэр, что самый опытный хирург за стопроцентный успех этой операции поручиться не может?

— Ничего, я оптимист.

— Не знал, что у нас еще водятся такие звери, — сказал доктор Кортленд.