Блу взяла Гэнси за руку.

Адам был рад, что она это сделала.

– Капец, – подытожил Ронан, и это было самой дурацкой репликой, возможной в данной ситуации. Но Гэнси отреагировал: «Спасибо за ценное мнение, Ронан» – и быстро привел лицо в порядок. Адам осознал, как искусно Ронан разрядил обстановку. Они снова могли вздохнуть свободно.

Мора вернулась к ним от медсестринской стойки. У Адама сложилось впечатление, что она нарочно так долго возилась там, чтобы дать им возможность обсудить свои дела. Она вытащила ключи от машины:

– Пойдемте-ка все отсюда. В больницах мне всегда не по себе.

Адам склонился к Гэнси, чтобы легонько ткнуть кулаком в его кулак.

Больше никакого баловства. Времени оставалось только на правду.

Глава 28

Если знать, откуда вести отсчет, эта история была о Деклане Линче.

В это непросто было поверить, но он не был параноиком от рождения.

Впрочем, можно ли называть это паранойей, если ты оказывался прав в своих предположениях?

Осторожность. Вот как называется твое поведение, когда кто-то задумал тебя убить. Он научился осторожности. Не паранойе.

Он родился покладистым и доверчивым, но с тех пор хлебнул сполна. Он научился подозревать людей, спрашивавших его домашний адрес. Он научился говорить с отцом только по одноразовым мобильникам, купленным на заправке. Он научился не доверять никому, кто говорил, что он недостоин уважения, если мечтает жить в старом особняке в порочном городе, держать в спальне шкуру тигра на полу, заполнить бар сверкающими бутылками с марочным виски и водить машину немецкого производства, знавшую о мире куда больше, чем он сам. Он понял, что ложь опасна лишь тогда, когда порой ты все-таки говоришь правду.

Самый старший и самый родной сын Ниалла Линча стоял в своей квартире в Александрии, штат Вирджиния, прижавшись лбом к оконному стеклу, и рассматривал тихую утреннюю улицу снаружи. Движение в городе только начиналось, и этот район еще не стряхнул с себя оковы сна.

В руке у Деклана был телефон. Звонящий телефон.

Этот мобильник был массивнее, чем рабочий телефон, которым он пользовался для связи со своим куратором Марком Рэндаллом, натурализированным политиком и восхитительным игроком в гольф. Он специально выбрал модель такой необычной формы для переговоров по работе отца. Ему не хотелось шарить в сумке в поисках звонящего телефона и случайно схватить не тот мобильник. Не хотелось шарить по тумбочке у кровати посреди ночи и случайно заговорить не с тем, с кем надо. Не хотелось ошибиться и протянуть Эшли не ту трубку, чтобы она подержала ее у него под ухом во время разговора. Любая уловка, которая помогала ему оставаться параноиком – осторожным – при ведении бизнеса, оставленного ему Ниаллом Линчем, была очень кстати.

Этот телефон не звонил уже много недель. Деклан уж было решил, что наконец-то сможет выйти из этого бизнеса.

И вот он «проснулся».

Деклан долгое время раздумывал, что опаснее – ответить на звонок или проигнорировать его.

Он настроился и собрался. Он уже не был Декланом Линчем, обворожительным, самонадеянным молодым политиком. Он стал Декланом Линчем, сыном Ниалла Линча, обладателем стальной челюсти.

Телефон звонил.

Деклан ответил:

– Линч.

– Можешь считать это звонком вежливости, – произнес человек в трубке. Где-то на заднем фоне играла музыка – рыдающий напев струнного инструмента.

Нервы Деклана разом натянулись как вязкие, тягучие струны.

– Вряд ли ты ждешь, что я поверю в это, – сказал он.

– Разумеется, я ничего подобного не жду, – возразил голос на другом конце – резкий акцент с ноткой веселости под аккомпанемент странной музыки. Деклан знал, что эту женщину зовут Сондок, и больше ничего. Она покупала мало, но если покупала, то без всяких сантиментов и соплей. Между ними была четкая договоренность: Деклан показывал ей магический артефакт, Сондок предлагала цену, Деклан передавал ей покупку, и они расходились в разные стороны до следующего раза. С ней Деклан не боялся, что его могут запихнуть в багажник отцовской машины, где он будет лежать и слушать, как его отца избивают снаружи; или наденут на него наручники и заставят смотреть, как один из амбаров возле их фамильного дома переворачивают вверх дном; или изобьют его до потери пульса и бросят полумертвого в комнате студенческого общежития.

Деклан ценил подобные мелочи.

Но никому из них нельзя было верить.

Осторожность, не паранойя.

– Как непостоянна нынче ситуация в Генриетте, – отметила Сондок. – Я слышала, что Гринмантл больше не заправляет там.

Непостоянна, да. Всего лишь слово. Когда-то давно Ниалл Линч продавал свои «артефакты» дилерам по всему миру. Каким-то образом список покупателей сократился до Колина Гринмантла, Ломоньера и Сондок. Деклан предполагал, что отец пошел на это из соображений безопасности, но мог ошибаться, думая, что Ниалл Линч принял это решение сам. Возможно, все остальные просто отвернулись от него.

– Что еще ты слышала? – поинтересовался Деклан, не подтверждая и не опровергая ее слова.

– Я рада слышать, что ты не доверяешь мне, – похвалила Сондок. – Твой отец слишком много болтал.

– Мне не нравится этот тон, – отозвался Деклан. Его отец и впрямь болтал слишком много. Но судить его мог лишь член семьи Линчей, а не какая-то корейская торговка незаконными магическими артефактами.

Музыка на заднем плане проскулила извинения.

– Да, это было невежливо с моей стороны. Ходят слухи, что в Генриетте кто-то предлагает на продажу что-то очень особенное, – уточнила Сондок.