Дон Луис — человек добросовестный и исполнительный. Ему приказано расспрашивать о Великом хане всех встречных. И он это делает в каждом селении. Увы, индейцы пожимают Плечами и разводят руками. Они почему-то не понимают бледнолицых.

Гуарон шел куда следует. Дон Луис полагал, что вот-вот покажутся стены Ханбалыка, столицы Великого хана. Хан-балыком в век Марко Поло назывался Пекин. Но Гуарон привел высокое посольство не в Пекин, а в небольшое селение. Было в нем с полсотни хижин, крытых пальмовыми листьями.

Неизвестно, как встретили бы послов Кастилии и Арагона при дворе истинного Великого хана. Быть может, с почетом, а быть может… — ведь хан способен был на любые фокусы. Но здешний великий хан, он же один из касиков земли Кубанакан, принял иноземцев как небесных посланцев.

Когда послы вошли в селение, «градоправители» подхватили их под руки и ввели в самый просторный дом, резиденцию «хана». От околицы селения до этого дома от силы шагов двести, но по крайней мере полчаса пробивалась туда высокая миссия. Подданные «хана» толпились на дороге, они падали перед пришельцами на колени, целовали им руки и ноги.

Девушки, прекрасные, как наяды, легкими перстами ощупывали «посланцев небес» и дарили им свои поцелуи.

А «хан» устроил послам такой прием, о котором они не могли и мечтать. Он усадил их на священные скамейки-духо, он угостил их торжественными речами и великолепными яствами. Ответную речь держал дон Луис, и говорил он по-арабски. Касик не понял ни звука, а Гуарон молчал. И переговоры закончились.

Дальше идти нет смысла. Сатана (а возможно, и Мабуйя) накрыл шапкой-невидимкой великие города Великого хана.

Гуарону сказали: «Веди обратно». Гуарон повел.

Дон Луис был разочарован. Но обратный путь был не в пример легче. Этикет можно было не соблюдать.

Родриго, вспоминая, как целовали его локти, колени и сапоги, крутил свои бурые усы и утешал дона Луиса:

— Не огорчайтесь, мой друг. Как бы то ни было, а встретили нас на славу. Понимают эти краснокожие, что такое хорошее обращение. Куда там до них гвинейским царькам!

В хвосте процессии брели носильщики и трое индейцев из столицы Кубанакана: тамошний старейшина, его сын и друг сына. Очень славные были эти люди, и Диего с ними отвел душу. И предупредил: «Будьте осторожны. Поговорите с вождем бледнолицых и сразу же отправляйтесь домой. Сдается мне, что он хочет захватить людей из Кубанакана и увезти с собой».

Смутно было у Диего на сердце. Он понимал: главу посольства постигла неудача. Но меру этой неудачи осознать не мог. Для него Великий хан и стобашенный Ханбалык были пустыми звуками.

Корабли шли на восток, и, чем дальше заходили они в сторону солнечного восхода, тем обрывистее и круче становились кубинские берега. В глубине страны тянулись непрерывные цепи мохнатых гор. Бесчисленное множество быстрых ручьев и рек прорывалось через сплошные каменные заслоны, вода бесновалась в тесных берегах, там и здесь она срывалась с высоких карнизов и сердитые водопады взметали к нему алмазную пыль.

День шел за днем, а конца этой Кубе не было. Диего тешил себя надеждой, что Сеньорадмирал, отыскав золотые острова, пойдет домой и по пути оставит пленников на Острове Людей.

В Колумбовой флотилии уже не девяносто пять, а сто десять человек. По приказу адмирала в одной из кубинских бухт захватили новых пленников. Среди них было семь женщин. Для пленников сбит был из досок загон на палубе «Ниньи».

Все-таки странно устроен этот земной мир. На диво разные люди его населяют. Взять хотя бы этих кубинских пленников. Нравом они совсем не похожи на Диего или на Санчо, даже строптивый Пепе в сравнении с ними — кроткая алка.

Один из них, на вид он совсем не силач, разорвал цепь, которой скованы были его руки, другой так бился головой о стенки трюма, что разбил себе темя, третий ничего не ел и не пил, четвертый и пятый хоть и держали себя смирно, но внушали своим хозяевам наибольшие опасения.

Ярость пылала в их глазах, и взгляды этих пленников обжигали, как пламя, и их велено было заковать в ножные кандалы.

Диего не раз спускался в трюм. Он приносил узникам кассаву, пальмовый сок, изюм, но никто из них не обращал на него ни малейшего внимания.

Но вот однажды Четвертый заговорил:

— Ты пес, ты предатель. Ты пресмыкаешься перед бледнолицыми, ты лижешь им пятки. Мы скорее умрем от голода, чем примем что-нибудь от тебя.

— Я не предатель. Я сын брата великого вождя Острова Людей и не по своей воле попал к бледнолицым. Они сильны и мудры. Мы слабы, и на многое Мабуйя закрыл нам глаза. Я не враг бледнолицым, но и не друг им. Я хочу, чтобы глаза мои видели.

— Ты безмозглый червь, — проговорил Четвертый. — Бледнолицые не люди. Это хитрые звери, и они будут тебя ласкать и кормить, пока ты им нужен, а затем убьют тебя, зная, что ты много о них знаешь.