– Кто же это у нас такой щедрый?
– поинтересовался Макар.

– Петрушин, накормил от пуза, жинка его отлично готовит. И костюмчик принес. Правда штаны мне его как бриджи будут, да и у пиджака рукава мне как раз по локти.

– Нормально, сейчас модно три четверти!
– весело добавил младший Мишин.

– Есть такая мода у тех, у кого цвет любимый немного с моим не совпадает, ну ничего, прорвемся.

– Алексей Васильевич, вам сколько лет?
– строго спросила Кира.

– Тридцать шесть, чего спрашиваете, вы отлично сами знаете.

– Я хорошо знаю ваш возраст, это правда, думала, что вы забыли. Так вот, вам не стыдно побираться? Вы совсем молодой мужчина, сами должны помогать всем, а вы лазите от помойки к помойке. Немедленно устройтесь на работу, не можете сами, я помогу.

– Ну, как выйду, а сколько мне дадут, как думаете, Кира Эдуардовна?

– Вы сейчас же пойдете устраиваться на работу и приведете свою берлогу в порядок.

– Так меня отпускают?

– Да, ваше алиби подтвердилось. Чего же сразу не сказала мне, где вы были в ночь убийства? Или память совсем пропала от грязи?

– Помнил я, и помню до сих пор хорошо, только как у нас водиться, менты с ментами спелись, и нет алиби!

– Ну не до такой же степени?

– Так до любой, посудите сами, кому надо меня выгораживать?

– А вот Кира Эдуардовна лично все проверила, и в Лопанское РОВД ездила, - сказал Гвоздин.

Дубинин посмотрел на Киру и слезы полились у него из глаз. Он резко отвернулся и стал вытирать лицо грязной майкой.

– Простите меня, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло.

– Не только я за вас заступилась, вашим соседям вы тоже не безразличны, кроме, конечно, той, которая напротив вас живет.

– А Варварварька, так она просто положила глаз на мою хату, вот и все, я поэтому и начал куролесить, чтобы знала почем фунт лиха! Мне даже угрожали, честно, честно, можете хоть у кого спросить. Кира Эдуардовна, она ж думала, что я алкаш, подсылала мужиков меня спаивать, а я ни в какую. Это ж она ваших на меня натравливает постоянно, придумывает разные небылицы. Они меня арестуют, изобьют, а потом отпускают. Но теперь все, пойду сейчас помоюсь и надо работу искать. Хотя пока у меня не получалось, не знаете чего?

– Вы ж наверное начинаете петь, танцевать, а им работники нужны, а не артисты.

– Уж очень я хотел в театре работать и в кино сниматься.

– Алексей, мы тоже все в душе артисты, ну не получилось, так что ж теперь будем собирать бомжей со всего района и устраивать им концерты?

– Нет, конечно, дурак я, в первый раз стыдно такое слушать. Аллу похоронили уже?

– Нет.

– Я сам все сделаю. У нее кроме меня и нет никого.

– Вам помогут ее коллеги с работы.

– С аптеки?

Кира кивнула.

– Тогда, все, прощайте. И спасибо вам за все, Кира Эдуардовна.

– Может, помочь с работой?

– Нет, - твердо сказал Дубинин, - я сам.

В кабинет вошел Виктор Петрович. Увидев Дубинина, который собрался уже выходить, он быстро спросил:

– Куда это он, подождите, еще ничего не решено!

Алексей повернулся и посмотрел на Киру.

– Идите, Алексей Васильевич, вы свободны, а начальнику своему я сейчас все объясню.

Когда Дубинин вышел из кабинета, полковник напустился на Элину:

– Это что за самоуправство, с каких пор ты у нас еще и адвокатом работаешь?

Макар резко встал и громко сказал:

– С таких, что нам никто не доверяет, нас никто не уважает, а когда в ментуру вызвали, надо бабло нести, откупаться, иначе загребут и фамилию не спросят. Этот мужик даже Кире не сказал, что он в полиции был в то время, когда убивали девушку, ты представляешь себе! Да нас за людей не считают, а ты прибежал не спасибо Элиной сказать, а наорать на нее, что с крючка безвинная жертва сорвалась!

– Ты как со мной разговариваешь, да я тебе..., да ты...

Виктор Петрович махнул рукой и выбежал из кабинета.

Ошалевшие коллеги молча смотрели на Макара. Первым пришел в себя Гвоздин:

– Ты сдурел, что ли?

– Макар, спасибо, но может, не надо было так резко, он же отец твой, - сказала Кира.

– А как надо, ну давай догоним Дубинина, он еще недалеко ушел, и посадим, а что здесь такого, он жаловаться не будет, хотя, если и пожалуется, так кто ж его послушает!

– Нет, ну, ты прав, конечно.