Шрифт:
— Как прошел день? — спросил он. — Что хорошего было в подготовительном классе?
— В детском саду, — поправил его Калле. — Я рассказывал, мы делали машину из коробок. Я тоже делал, потому что воспитательница сказала, что все могут участвовать…
У Калле вдруг задрожали губы, он был готов расплакаться. Томас потрепал его по темным волосам.
— Конечно, ты имел полное право участвовать, ты же у меня настоящий гонщик. Ну, а ты, принцесса Винтерсвегенская? Что ты сегодня делала?
Он поднял дочь на руки вместе с ее мягкими игрушками. Эллен подняла визг:
— Мне щекотно, папочка….
Он поставил девочку на пол, и она, заслышав музыку из «Тома и Джерри», опрометью кинулась к телевизору.
Томас перевел дух, потом расшнуровал ботинки и, облегченно вздохнув, сбросил их с ног. Взяв портфель, стоявший на полу, он поднялся в свой кабинет и поставил портфель у стола. Как хорошо, что у него есть теперь своя комната, где он может спокойно и без помех работать. Когда-то давно он воспринимал это как нечто естественное. Было слышно, как Анника внизу гремит посудой. Томас помедлил, потом включил компьютер и вошел в почту. Он пригласил нескольких коллег на вечер в понедельник и теперь хотел посмотреть, кто откликнулся.
Ответил, естественно, Крамне, он не пропускал ни одной вечеринки, два инспектора и их жены.
Оставил свой ответ и статс-секретарь Халениус.
Он снова перечитал его письмо. Да, Халениус ответил, что с удовольствием придет, несмотря на то что Томас пригласил его исключительно из вежливости. Он обсуждал организацию вечеринки с коллегами, когда в кабинет неожиданно вошел Халениус, и было бы грубостью не пригласить и его. Политики редко вступали в неформальное общение со служащими, особенно министр и статс-секретарь.
Отлично, всего их будет восемь. Дети поедят немного раньше обычного — замечательно!
Он снял костюм и повесил его в шкаф. Пиджак и одна штанина сильно запачкались — вот досада! Надо будет напомнить Аннике, чтобы отнесла костюм в чистку.
Он бросил рубашку в корзину с грязным бельем, натянул джинсы и футболку.
Анника стояла у раковины, спиной к двери, когда Томас вошел на кухню.
— Привет, — прошептал он, взял ее за плечи и ласково подул ей на шею. — Как поживает моя чудесная девочка?
Анника на мгновение застыла и уронила щетку в раковину.
— Отлично, — ответила она. — Мы уже поели. Дети так проголодались, что мы не смогли тебя дождаться.
Он перегнулся через плечо жены и взял со стола надкушенную морковку.
— Прошу прощения, но сегодня жуткие пробки.
— Знаю, — сказала Анника. — Я сегодня была в газете, ездила к Шюману.
— Ну и как? — спросил он, хрустя морковью.
— Хорошо, — ответила Анника. — Во вторник приступаю к работе.
Теперь настала очередь Томаса оцепенеть. Он перестал жевать.
— Понятно, — сказал он. — Тебе не кажется, что мы должны были обсудить это дело заранее?
— Какое дело? — агрессивно ответила Анника вопросом на вопрос. — Мы должны были обсудить, позволительно ли мне перестать сидеть дома?
— Не заводись, — миролюбиво сказал Томас.
— Между прочим, у тебя всего лишь временная работа, не так ли? — сказала она. — У тебя же договор на полгода.
— Срок продлен, — возразил Томас. — Мне сегодня сказали об этом.
Анника с громким плеском бросила губку в раковину.
— Но об этом нам говорить не надо? Нам надо говорить только о моей работе?
Томас взял со стола стакан, ополоснул его и налил воды из крана.
— Ладно, — сказал он, — начнем с меня. О чем ты хочешь говорить?
Она обернулась и встала перед Томасом, опершись о посудомоечную машину.
— Зачем нужен новый закон о терроризме, над которым ты сейчас работаешь?
Он вздохнул.
— Я не думал, что мы будем говорить о практических частностях моей работы, — сказал он.
— Почему Швеция бежит впереди всех в этой дурацкой гонке за прослушиванием? — спросила Анника. — Почему именно мы проталкиваем этот закон в Евросоюзе?
— Начальство довольно моей работой, — сказал Томас, — и хочет, чтобы я остался в министерстве. Или ты считаешь, что мне надо уйти?
— Ты просто уклоняешься от любой критики, — упрекнула мужа Анника.
Томас провел пальцами по волосам, взъерошив их.
Правда заключается в том, что эти законы уже введены в остальных Скандинавских странах. Мы отстали на пятнадцать лет, так как прежние социал-демократические министры не желали неприятностей, которые неизбежно возникали, как только кто-то начинал обсуждать этот вопрос.