А что, вполне подходящее сравнение, подумал он. Корабль братства того гляди опрокинется и пойдет ко дну. Сайласу не терпелось приняться за работу, но мешало присутствие сестры Сандрин. Расправиться с этой маленькой женщиной ему ничего не стоило, но он поклялся применять силу только в случае крайней необходимости. Она служительница храма Господня, это не ее вина, что братство выбрало ее церковь и спрятало краеугольный камень именно здесь. Ее не следует наказывать за грехи других.

– Мне, право, неловко, сестра. Вас разбудили среди ночи…

– Ничего страшного. Вы ведь в Париже проездом. И не повидать нашу церковь никак нельзя. Скажите, ваш интерес лежит в области архитектуры или истории?

– Вообще-то, сестра, все мои интересы лежат в плоскости исключительно духовной.

Она добродушно усмехнулась:

– Это само собой. Спросила просто потому, что не знаю, с чего начать экскурсию.

Сайлас не сводил глаз с алтаря.

– Экскурсия ни к чему. Вы и без того потратили на меня время, сестра. Дальше я как-нибудь сам.

– Не беспокойтесь, – ответила она. – Раз уж я все равно поднялась…

Сайлас остановился. Они дошли до переднего ряда скамей, и алтарь находился всего в пятнадцати ярдах. Всем своим массивным телом Сайлас развернулся к маленькой женщине и заметил, как она вздрогнула, заглянув в его красные глаза.

– Не хочу показаться грубым, сестра, но, знаете, я как-то не привык расхаживать по дому Господню как на экскурсии. Не возражаете, если я помолюсь наедине с нашим Создателем, ну а уж потом осмотрюсь?

– О да, конечно, – ответила сестра Сандрин, – Я подожду, посижу вон там, где-нибудь на задней скамье.

Сайлас опустил мягкую, но тяжелую руку ей на плечо и сказал:

– И без того чувствую себя виноватым, что разбудил вас. И просить остаться было бы слишком. Так что ступайте себе спать. А я вдоволь налюбуюсь вашей церковью, а потом сам найду выход.

Она забеспокоилась:

– А вы уверены, что не будете чувствовать себя покинутым?

– Совершенно уверен. И потом, молитва – это радость, которую не стоит делить ни с кем другим.

– Воля ваша.

Сайлас снял руку с ее плеча.

– Доброй вам ночи, сестра. Храни вас Господь.

– И вас. – Сестра Сандрин направилась к лестнице. – Только, пожалуйста, когда будете выходить, затворите двери поплотнее.

– Непременно. – Сайлас следил за тем, как она поднимается по ступенькам. Потом отвернулся и опустился на колени в первом ряду, чувствуя, как впиваются в плоть шипы.

Господь мой милосердный и всемогущий, Тебе посвящаю работу, которую должен сотворить сегодня…

Высоко над алтарем, в тени хоров, сестра Сандрин исподтишка подглядывала через балюстраду за монахом в сутане, что стоял на коленях перед алтарем. Ужас, овладевший ею, подсказывал, что надо бежать, скрыться. Может, этот таинственный гость, подумала она, и есть тот враг, о котором ее предупреждали. Может, именно сегодня ей придется исполнить клятву, данную много лет назад. Но пока что она решила остаться здесь, в темноте, и следить за каждым его шагом.

Выйдя из тени перегородки, Лэнгдон с Софи бесшумно двинулись по опустевшей Большой галерее к пожарной лестнице.

Лэнгдон шел и раздумывал еще над одной загадкой. Этот новый поворот в череде таинственных событий страшно беспокоил его. Капитан судебной полиции пытается пришить мне убийство. Зачем?

– Как думаете, – прошептал он, – может, это Фаш написал послание на полу?

Софи даже не обернулась.

– Нет, это невозможно.

А вот Лэнгдон не был уверен.

– Но он просто из кожи лезет вон, чтобы упрятать меня за решетку. Может, он приписал мое имя в надежде, что это станет веской уликой?

– Что именно? Последовательность Фибоначчи? Постскриптум? Все эти штучки да Винчи и символизм? Нет, на такое был способен только мой дед.

Лэнгдон понимал: она права. Ведь символика всех ключей к разгадке сведена воедино очень умелой рукой – пятиконечная звезда, знаменитый рисунок да Винчи, символ богини, даже последовательность Фибоначчи. Последовательный набор символов, так бы сказали ученые. Все тесно связано воедино.