– Мне сказали, – произнесла миссис Бэнкрофт тщательно взвешивая свои слова, – что, поскольку есть официальное сообщение о смерти Карлетона Блэра, то отпечатки его пальцев находятся в полицейском архиве. Но мне дали также понять, что Карлетон отнюдь не мертв, а жив, что ему удалось обнаружить съестные припасы в кабине самолета, кое-как прокормиться, выжить, а затем навсегда исчезнуть, поскольку он по горло был сыт армейской жизнью. Он взял себе имя Ирвина Виктора Фордайса и в конце концов вернулся в наш город, попал в неприятную историю и был заключен в «Сан-Квентин». Таким образом, мистер Мейсон, то обстоятельство, что один из Блэров отсидел срок, а сейчас разыскивается полицией в связи с ограблением, может помешать свадьбе.

– Все это вы узнали от своей дочери? – спросил Мейсон.

– Нет. От самого шантажиста.

– Ну и чего он хочет?

– Чего же он может хотеть? Конечно денег.

Мейсон прищурился. Он хотел что-то сказать, но сдержался.

После некоторого молчания миссис Бэнкрофт продолжала:

– Естественно, это был самый критический период в жизни моей дочери.

– Другими словами, вы заплатили?

– Да.

– Сколько?

– Тысячу долларов.

Мейсон застучал пальцами по краю стола.

– И только, прочитав сообщение в газетах, я поняла, что аналогичное требование было также послано моей дочери. Не удивлюсь, если он послал его и моему мужу.

– А Блэрам?

– Не знаю. Мне об этом ничего не известно. Блэры, конечно, не бедны, но, с другой стороны, с них особо ничего не возьмешь.

– То есть они могут заплатить сравнительно небольшую сумму? – добавил Мейсон.

– Пожалуй, да.

– Можете ли вы, – спросил адвокат, – описать мне внешность шантажиста? Это был человек с пронизывающими серыми глазами, примерно пятидесяти лет?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Это был молодой человек, не старше двадцати пяти – двадцати шести лет. Очень симпатичный широкоплечий парень, с темными глазами, короткой стрижкой под ежик и несколько грубыми чертами лица.

– И именно ему вы заплатили тысячу долларов?

– Да.

– Какими банкнотами?

– Десяти и двадцатидолларовыми.

– Он, конечно, заверил вас, что больше не будет требовать денег?

– Он просто заявил, что я купила его молчание.

– Он должен был предъявить вам какие-нибудь доказательства, что-нибудь еще, что...

– Конечно. Он показал мне фотографии Ирвина Фордайса и отпечатки его пальцев из полицейского архива, а также армейские снимки Карлетона Блэра. Должна отметить, сходство поразительное. Кроме того, он предъявил мне другие отпечатки пальцев, которые, по его словам, были взяты у Карлетона Блэра во время его зачисления в армию.

– Вы рассказали об этом дочери?

– Конечно нет. Она была так счастлива, что мне не хотелось причинять ей боль.

– А вашему мужу вы что-либо говорили об этом?

– Разумеется нет.

– Почему?

– У него и так много собственных проблем.

– Вам не приходило в голову, что вымогатель может выйти на вашу дочь или даже на вашего мужа?

– Нет.

– Ну и зачем вы тогда пришли ко мне? – спросил Мейсон.

– Потому что вы вмешались в это дело и все испортили.

– Каким образом?

– Не притворяйтесь идиотом, вы все прекрасно понимаете. А теперь, мистер Мейсон, эти шантажисты пытаются выйти на мою дочь и заставить ее платить деньги.

– Откуда вам это известно?

– Ей звонили, и я слышала весь разговор по параллельному телефону.

– О чем шла речь?

– Мужской голос заявил, что она их предала. На это моя дочь ответила, что терпеть не может журналистов, которые обзванивают всех и говорят чепуху в надежде, что кто-то признается, что он жертва шантажа. Затем она добавила, что пресса окончательно опустилась, вмешивается в личную жизнь уважаемых граждан и вытряхивает всю грязь на страницы своих газет. Она потребовала, чтобы ее оставили в покое.

– А потом?

– Она просто бросила трубку.

– Что ж, отличный ход, – заметил Мейсон. – Это заставит вымогателей перейти к обороне. А откуда вы узнали, что вашу дочь шантажируют? Она призналась вам?

– Нет, но мне известно, что в тот злополучный день она искала красную кофейную банку, а затем каталась на лодке. Когда я прочитала сообщение в газете о найденных деньгах и письме, я сразу же поняла, в чем дело.

– И ничего ей не сказали?

– Нет.

– Но почему вы подслушивали телефонные разговоры?