Окрестные поля были невелики, но возделаны тщательно. Люди трудились. К ручьям овражков гнали скотину на водопой. Маленькие выбеленные жилища с плоскими крышами из дранки, сквозь которые местами просачивался дымок, жались друг к дружке на косогорах. Убогих землянок почти не видно за зеленью. Плодородна земля, и считали поляне, что жили на ней в достатке.

В дальнем лесу тропа разветвлялась. Несколько еле различимых в траве стёжек веером расходились в разные стороны. По какой из них проехал Богдан? Лис осадил разгорячённую лошадь, замешкался на распутье, тяжело дыша от возбуждения. Он растерянно кусал и облизывал пересохшие губы.

Наконец устремился вперёд наугад. Но чем больше углублялся в лес, тем сильнее охватывало его сомнение. Богдан оказался проворнее, чем предполагал догонявший. А ведь именно здесь, у Дальнего леса, рассчитывал Лис настичь княжеского гонца.

Не мог Богдан уйти далеко, и Лис принялся свистеть и прислушиваться, не отзовётся ли? Ага, вот и шорох неподалёку. Замер на месте, вглядываясь в чащу. Шумно раздвигая высокую и густую поросль, выбирался к тропинке заросший, оборванный человек.

Вид у человека был свирепый, отталкивающий. Угрюмые его глаза-угольки сверкали недобро из-под бровей. В ниспадающих на грудь и плечи всклокоченных волосьях застряли обломки коры, листья, травинки и мелкие сучья. Весь он был какой-то дикий, зловещий, точно лютый зверь. Сквозь грязные рубища проглядывало столь же грязное, изъеденное, расчёсанное до крови тело.

Лис презрительно усмехнулся, заметив топор у оборванца, однако на всякий случай всё же положил руку на рукоять своего меча.

— Кто такой? — спросил он как можно твёрже, хотя сразу догадался, что перед ним обыкновенный изверг. Один из тех, кого за какие-то тяжёлые проступки извергли из рода, вынудив жить в лесном уединении. — Отвечай княжескому дружиннику!

Оборванец молчал, злые его глаза смотрели не моргая.

— До меня только что был здесь кто? Куда он поехал? Ты видел, я знаю! Отвечай! не то!.. — Лис перебросил щит с плеча на локоть и обнажил меч. — Ну?

Изверг, невнятно мыча, отступил, прижался спиной к древесному стволу, взмахнул рукой, указывая направление.

Чтобы избавиться от него, Лис швырнул ему резану и, пока тот искал крохотную в полногтя, серебряную монету в траве, помчался, пришпорив лошадь, куда указано, пригибаясь под встречными ветвями и радуясь, что легко отделался.

Вековые деревья стояли плотными стенами по обе стороны тропинки. Лошадь часто оставляла на шершавых стволах клочки шерсти, но мчалась, напрягая последние усилия. Она была из ратного табуна.

Когда Лис наконец вырвался из лесного мрака, кругом, куда ни кинь взор, простиралась залитая светом низина. Раздольный ветер шалил в серо-зелёном безбрежье душистых трав, скользя по шелковистым шелестящим степным волнам. Солнце золотистым щитом упиралось в горизонт, опаляя огромный голубой шатёр неба.

Впереди чётко вырисовывался силуэт всадника на стройном вороном коне. То был Богдан, гонец в страну, лежащую за горами.

Тысяцкий, вероятно, напевал какую-то из бесконечно длинных народных песен, чтобы скрасить одиночество. Потому-то, вероятно, он не сразу услышал окрик скачущего за ним.

Лис окликнул снова, погромче. Услышав наконец, Богдан прекратил пение, обернулся, стал ждать.

— Ба! Откуда ты взялся? — удивлённо воскликнул он, признав того, кто ещё сегодня утром охранял своим копьём его беседу с князем. — Что случилось, Лис? Эй, ты спалил лошадёнку, вконец загнал! Кем послан? С чем?

Но Лис не ответил, с ходу проскочил мимо, устремляясь к неглубокой ложбине в стороне от дороги, и там, поровнявшись с единственным на всей равнине кустиком, рухнул в траву вместе с лошадью.

Тысяцкий спешился, подбежал к нему, тревожно вопрошая:

— Что ж ты, брат? Уж не мне ли так поспешно нёс недобрые вести? Иль приказ какой? Говори! Не беда ли стряслась?

— Успокойся, — тяжело дыша, простонал упавший, — нет беды ни в Киеве, ни в доме твоём. Дай скорее напиться, слова вымолвить не могу.

Тысяцкий протянул ему мех, помог подняться на ноги, чуток успокоенный услышанным. А тот всё глотал и глотал, жадно, ненасытно, сжимая мех дрожащими руками, и стекали капли по углам рта, шевелились в складках шеи почти невидимые, точно бесцветные колючки, волосы.

— Ничего у меня не выпытывай, — наконец молвил Лис, оторвавшись от меха. — У тебя своё дело, у меня своё. Только дело моё твоего спешнее, княжичем запечатанное. Хоть ты и тысяцкий, а не скажу. Не велено.

— Чудно мне, что на тебя выбор пал в важном деле то, коли правда!..

— Кто под руку подвернулся, тому и честь дана. Стой, не выпытывай, просил же.

— Ну и напугал ты меня, братец! — успокоившись вовсе, воскликнул Богдан. — А то было решил, что несёшь следом худое. Что ж, я в чужие дела не гляжусь. Разойдёмся, стало быть, своими путями.