– Наконец-то ты снизошел хоть как-то начать реагировать на меня, – она едва заметно улыбнулась. – Й’оку, я здесь для того, чтобы помочь тебе. Мастер ждет твоего возвращения и, помиловав тебя, ожидает раскаяния и преданности. Жизнь сложная вещь, в ней много такого, о чем ты не знаешь, но я помогу тебе разобраться и вернуться на путь, для которого ты был рожден.

Кадзэ едва заметно качнул головой.

О жизни он уже узнал достаточно, и узнавать больше ни от кого, кроме Мастера Йоши, не хотел.

– Я Караи, – девушка поднялась и подошла ближе. – Поешь, выспись, и завтра мы приступим к тренировкам.

Она отвернулась и вышла, прикрыв за собой дверь.

Кадзе устало закрыл глаз, поведя плечами, и едва заметно сжал ткань черного косодэ, которое на него надели люди Караи.

Все, о чем он жалел, это серая маска, впитавшая в себя запах рук Рафаэля, которую у него забрали.

В одиночестве и темноте, откуда забрали старшего брата, Миднайт не знал, сколько прошло времени.

Оно словно остановилось с того мига, как Й’оку впервые в жизни никак не среагировал на его просьбы о помощи и слезы.

Это было страшнее многорукого чудовища и тысяч белых глаз страшилищ из фильмов.

«Ничего у меня не осталось… все исчезло… я один… один… один…»

Сжавшись клубком, Миднайт снова и снова пытался отделаться от воспоминаний, где Й’оку равнодушно сидел к нему спиной, даже не вздрогнув, когда брат обнял его.

Кошмар наяву.

– Ты сказал, что хочешь вернуть все назад.

В подвале вспыхнул свет, заставивший сжаться еще больше.

Перед Миднайтом стоял Мастер.

Он минуту рассматривал трясущийся клубок жалости и убогой боли, а потом присел на корточки и взял ученика за шкирку.

– Хочешь?

– Д-да… – заикаясь, выдавил Мид. – Да, Мастер… больше всего на свете… только не оставляйте снова здесь…

Шредер минуту смотрел на него, кривясь от отвращения, потом встал и поднял Миднайта за собой следом, заставив встать на ноги.

– Хорошо, не буду, – негромко проговорил он. – Но ты должен кое-что сделать, чтобы вернуть все обратно.

Мид часто закивал, готовый сейчас хоть на луну полететь, только бы вырваться из этого темного подвала, где каждый угол пропитан одиночеством и тишиной.

– Идем, – Шредер дернул его за собой.

– Й’оку! Й’оку… брат…

Миднайт свалился около металлического стола в лаборатории Стокмана и зарыдал, уткнувшись лбом в холодную руку.

– Нет… нет… нет…нет…

Шредер дернул бровью, скосив глаза на Стокмана.

– Хоть в этот раз от тебя был толк, – бросил он и подошел к столу.

Бесцеремонно вздернув Миднайта на ноги, он развернул его к себе и отвесил хорошую оплеуху.

– Приди в себя! Мне нужны сейчас не сопли, а твое умение делать дерьмо от всего сердца…

Его прервал короткий треск передатчика на столе.

– Мастер! У нас гости.

– Отлично! – Шредер прищурился и еще раз встряхнул Миднайта. – Хочешь, как раньше – сделай, что я скажу! Понял?!

Тот безвольно кивнул, все еще косясь на стол, где лежало неподвижное тело.

– Мне нужен твой талант снимать подходящие моменты на телефон. Полагаю, ты сможешь договориться с моими гостями о том, что меня интересует.

====== Принять ======

Море яркого рыжего пламени плыло в воздухе свежим запахом лимонного сока, капая белым воском на темно-зеленую ладонь.

Раф собрал в горсть жидкий горячий крик своей души и сжал, пропуская сквозь пальцы.

Вот так же…

Вот так же она ускользнула, улетела прочь в никуда, закапала пол застывшими слезами парафина и исчезла, как дым от погасшей свечи.

Затушив ладонью сразу три огонька, Раф коротко взвыл, молясь, чтобы в кожу вонзилась боль, вгрызлась своими острыми зубами, вцепилась в самый центр ладони, где, как говорил Лео, лежит линия сердца, и выжгла бы все к чертям…

Никуда она не делась… его любовь…

Раф рассмотрел обожженные кисти, зажмурился и уронил руки, мотнув головой.

Легче не стало.

Ни на минуту.

Ни на долю секунды.

Он обернулся к кровати и рухнул около нее, сунувшись башкой в сложенные на неподвижном пластроне холодные руки Кадзэ.

«Нет… открывай глаза. Я согрею. Вот сейчас, только подожди минуту… сейчас согрею…»

Раф сжал в сгоревших горячих ладонях уже закостеневшие пальцы и начал покрывать их поцелуями.