– Не уверен, что правильно подберу слова.

– Подберешь. Я только плакать буду. А ты сильный. Ты справишься, мой ванн. Вы так близки, что возможно, именно это смягчит удар.

– Смягчить такое в случае нашей дочери не получится в любом случае, но нанести этот удар все равно придется. – Сиртингин потянулся к кубку и залпом осушил его.

– Скажи ей. – Адалия все-таки заплакала. – Скажи ей сам…

***

Ванн тяжело вздохнул. Как же сказать? Тема то непроста, да и разговор не из легких. По-хорошему, у Адалии как у матери, подруги, как у женщины, в конце концов, получилось бы лучше. Но… Да и захочет ли слушать вообще? Дайон не заставить делать то, чего она не хочет. А заставить нужно, необходимо…

Как же, заставишь ее! – Сиртингин огладил бороду. – Своенравна, свободолюбива, любому заткнет рот своими доводами и мнением. Не уступит, не упустит возможности доказать свою правоту, сумасбродна, дерзка в поступках и высказываниях. Как такую заставить?

Наказания бессильны, как и домашний арест. Уже несколько раз ванн убеждался в бесполезности такого воздействия. Обманутая стража лишь руками разводила, а обиженная и рассерженная дочь могла днями не возвращаться домой, туда, где по ее мнению ее запирали точно в клетке, вешали на шею ярмо из условностей, долга и обязательств.

Как же она похожа на меня, – думал, улыбаясь, Варл.

Ведь когда-то давно, он был поставлен перед тяжелейшим выбором в своей жизни – свобода или долг. Так же, как и его дочь сейчас. И ей, как и ему когда-то, предстоит сделать свой выбор. Тот, которого требуют обстоятельства и долг. Только вот будет ли он правильным и примет ли его отцовское сердце, зная, ЧТО за таким выбором стоит? – Сиртингин снова усмехнулся, но на этот раз горько.

Переминаясь, у покоев дочери в волнении вдохнул несколько раз поглубже и даже успел вознести молитву богам перед тем, как невольницы распахнули двери.

***

Это огромное зеркало отец привез ей из-за моря. Массивная толстая рама с перевитиями, завитками, диковинными цветами и лианами, стекло с розоватым отливом. Только мастерам, сотворившим его известно, как много золота и драгоценных камней на него пошло. Безупречно чистое, без вкраплений слюды оно идеально передавало отраженный образ.

Платье цвета слоновой кости, схваченное в талии широким золотым поясом, ниспадало красивыми крупными складками, вилось у ног как живое, стоило девушке лишь сделать шаг. Длинный шлейф подчеркивал красоту и изящество фигуры, а гибкие браслеты, перевившие запястья и предплечья – их хрупкость и утонченность. Морской жемчуг в причудливых косах, царственная осанка – Дайон действительно была прекрасна.

– Ни одна девушка Архипелага не сравнится с тобой по красоте!

– Благодарю, отец. – Дайон подошла к Варлу и, не решаясь поднять взгляд, спросила, – Ты ведь не об этом пришел поговорить?

– Давай присядем.

Дайон собиралась устроиться напротив отца, но он указал на место рядом с собой.

– Прежде, чем ты что-либо скажешь, – девушка решила, что побыть в обороне еще успеет, потому начала первой, – я искренне хочу попросить прощения. Я даже не собиралась… В мыслях не было злить маму. Попросту забыла про этот прием!

– Вот о чем я хочу побеседовать с тобой. – Казалось, отец не обратил внимания на ее слова, и это насторожило Дайон. – Этот прием очень важен.

– Да в чем же его важность? Кто-нибудь объяснит мне уже?

– Сегодня многие соберутся в нашем доме для того, чтобы увидеть, как у меня будут просить твою руку и благословление на союз.

– Что? Нет!!! – Не отдавая себе отчет, Дайон схватила отца за руки. – Скажи, что это не так! Скажи, что я просто неправильно поняла тебя.

– Ты поняла все правильно, милая. Более того скажу – уже все решено, и сегодняшний вечер – это только формальность

– Нет! Нет… – Дайон вскочила и заметалась по комнате. – Как ты мог? Зачем ты так поступил со мной? Даже не спросил, даже в известность не поставил. Я не выйду замуж! Я не хочу!

– Боюсь, – Варл встал и хотел подойти к дочери, но она шарахнулась от него, – это тот случай, когда от твоего желания не ничего не зависит. Более того, ничего не изменится.

– Но это несправедливо! Это жестоко! – Дайон сорвалась на крик. – За что вы так со мной? Я была слишком плохой дочерью? Вы хотите избавиться от меня таким образом? За что ты обрекаешь свою единственную дочь на такое? Неужели я не заслужила такого счастья, что у вас с мамой? Ты отдаешь с меня, как вещь! Без любви, без надежды на нее!

У сиртингина сердце рвалось на части, и каждая из них мучительно сжималась от правоты ее слов. Но в данном случае он ничего не мог поделать.

– Я не отдаю тебя, как вещь. – Боги, кого он пытался обмануть? – Я выдаю тебя замуж! И никто, слышишь, никто сильнее меня не желает тебе счастья! Я верю, твое сердце откроется, и ты полюбишь.

– Кто он? – Дайон сбила ладонью слезы, что ручьем катились по щекам. – Хотя бы это я могу узнать?

Сиртингин напрягся. Сказать ей сейчас? Нет. Ни в коем случае. Иначе два года переговоров сойдут на нет.