Шрифт:
– Все это понятно, - сказал я.
– Но об этом я и сам мог догадаться. А вот кто и как тебя ранил?
Инвалид молчал.
– Боязно...
– проговорил он наконец.
– Что боязно? Рассказывать?
– Да. Рассказывать боязно...
– Так боязно, что тебе жуткая смерть грозила, а ты все равно рот на замке держал?
– Ну... Они меня и не слушали, и словечка сказать не давали... Им бы я все выложил, чтобы жизнь сохранить... Но они как глухие были... А теперь...
– А что теперь?
– спросил я.
– Если мне не расскажешь, то мое дело сторона. Защищать тебя больше не буду. И все равно прикончат тебя не сегодня, так завтра, если я правды не буду знать.
– Так вы ж им рассказывали доказательства...
– заикнулся инвалид.
– Для них это не доказательства, раз они вбили себе в голову, что оборотень - это ты. Им своя вера в то, что тебя порешить надо, дороже любых доказательств. Раз они один раз решили, что ты оборотень, то будут убеждать в этом друг друга до тех пор, пока их не прорвет по новой и не прикончат они тебя. Если хочешь помочь мне защитить тебя же самого - выкладывай все до конца.
– Что в лоб, что по лбу...
– задумчиво просипел инвалид.
– Ну, ладно. Двум смертям не бывать, одной не миновать... Гость у нас вчера был, нехороший... Молчать велел...
– Что за гость? Знакомый тебе?
– Не... Не знаю я его... Привет мне привез, я и впустил...
– От кого привет?
– Известное дело, от брата.
– Почему «известное дело»? Всем известно, что по привету от брата ты любого впустишь в дом в поздний час? Или тебе приветов ждать не от кого, кроме как от брата? Кто твой брат?
– В бегах мой брат.
– То есть?
– То оно и есть. На складах он стоял, сторожем. Тоже малость покалеченный, от фронта освобожден. Нет, руки-ноги на месте, а вот на чердаке беспорядок. Дерганый он.
– И дерганому дали берданку в руки, чтобы он склады охранял?
– А кому еще дать? Все стоящие мужики на фронте, а он соображал достаточно, чтоб кричать «Стой, кто идет?» и курок дергать. Тронутый-тронутый, а не без хитрецы.
– Почему ж в бега ушел? На собственную хитрость напоролся?
– Вроде того. Он втихаря несколько досок разболтал, так, что они только с виду держались. Гвозди вроде на месте, а не держат. И сам стал по складам гулять. И кое-чем приторговывать. То есть все, что есть на складах, в свою монополию забрал. Это так было: по ворам палит, а если кто добром и с денежкой или с бутылкой подъедет, то назначает ему, когда опять подойти, выспросит только, чего надо. Обувку там хорошую, или мануфактуры какой, или просто безделушку заграничную, чтоб в доме для красоты... Да...
– И много он натаскал?
– А кто ж его знает? Я не спрашивал. Даже урезонивал иногда. Вот хватятся, говорю, на месте тебя и постреляют.
– А он?
– А он посмеивался и отвечал: «Пока хватятся, меня уже тут не будет».
– И не стало его?
– Да. Исчез.
– Когда?
– А в середине января.
– Ты твердо знаешь, что он жив?
– Знать не знаю, а полагаю. Он, перед тем как в бега ушел, мне всякие наставления давал и сказал между прочим: «Ну, братан, не зря я на этом месте торчал. Такую удачу поймал, что век теперь гоголем ходить буду. А может, и орден получу.» А значит, он подался куда-то орден получать, вот.
– Что за удачу он имел в виду?
– Без понимания.
– А какие были его наставления?
– Разные. Он, оказывается, аж с Сенькой Кривым попутался.
– И что он Сеньке обещал достать?
– Пулемет.
Наступила пауза. Мы с врачом переглянулись. Пулемет в руках такой банды - это, сам понимаешь...
– И получил Сенька этот пулемет?
– спросил я.
– Нет, не получил. Прислать за ним должен был.
– Куда?
– Ко мне.
– И что, этот пулемет до сих пор у тебя?
– я чуть не подскочил.
– А где ж ему еще быть? Прямо у вас под ногами, в подполе и стоит, - спокойненько ответил инвалид Коля.
– Еще что-нибудь там есть из наворованного братцем твоим?
– спросил я.
– Есть. Ящики всякие. Я не особо приглядывался. Лишний раз тронешь - лишние неприятности наживешь.
Я уже поднимал вставные половицы, служившие люком в подпол.
– Неприятностей боишься, да? А пулемет хранить не побоялся. И брата покрыл, и об опасном оружии заявлять не стал. Это знаешь, как называется?
– А куда заявлять? С вами свяжешься, потом век не расхлебаешь. Нет, наше дело сторона. И потом власть, она далеко, а Сенька Кривой рядом. Как бы я перед ним стал ответ держать?
– А почему, по-твоему, Сенька пулемета не забрал?
– спросил я, спустившись на несколько ступенек в подпол и по пояс в него погрузившись.
– Мало ли почему, - проворчал инвалид.
– Скорее всего он узнал, что мой братан исчез, и решил, что тот не успел его заказ выполнить. А ко мне обратиться не догадался.