– Послушайте, – я был в недоумении и не пытался это скрывать, – я не знаю ни о каких проблемах, и...

– Хотите сказать, вы не знаете о “наезде” на библиотеку? – мягко перебил он меня.

– “Наезд”? Да что можно взять с библиотеки? У библиотек денег отродясь не было, а если говорить о редких книгах, то, по нынешним понятиям, и они – не то богатство, ради которого...

– Здание библиотеки – вот богатство! Здание! – сказал он. – С тех пор, как Татьяна добилась, чтобы это здание полностью отреставрировали и привели в отличный вид, на него многие стали рты разевать. Сами посудите, особняк в центре города, а город наш, в отличие от многих, не перебивается кое-как, а довольно бурно развивается, и даже последний кризис его не очень тряхнул. У нас тут и банки, и фирмы, и фонды – словом, каждой твари по паре. И, сами прикиньте, при постоянно дорожающей городской земле, при постоянно дорожающих аренде и недвижимости, разве не обидно и не досадно многим банкам и фирмам видеть дорогущий особняк в центре города, особняк в отличном состоянии, принадлежащий неведомо кому? Нищей государственной организации, которая, по их понятиям, этого здания не то, что недостойна, а не имеет права, попросту, там находиться...

– Теперь ухватываю, – сказал я. – У библиотеки хотят отобрать это здание, чтобы сделать там роскошные офисы, а саму библиотеку переселить куда-нибудь на задворки. Но это же бред! Библиотека находилась в особняке так долго, что там все приспособлено именно для хранения книг, не для чего-нибудь другого. Перевозить библиотеку – значит, разорить ее. А Татьяне удалось создать библиотеку такого... такого уровня, масштаба, качества, как хотите... что ее разорение станет чуть не национальной культурной катастрофой!

– Что, мало таких катастроф мы пережили? – хмыкнул он. – И ничего, земля не дрогнула. А миллионы, которые стоит такой особняк, останутся миллионами. В общем, есть у нас одна фирма, КИГ, “Квашинск Инвест Гарантия”, то есть, где ребятки ради лишней копейки удавятся... и кого хочешь удавят. С ними даже “крутые” опасаются ссориться, потому что ребятки из, что называется, “оторванных”. Надо пойти на преступление – идут, причем иногда и внаглую. Рассказать о них я мог бы и подробнее, да, наверно, и без дальнейших рассказов представляете, что за фирма. В общем, они сделали Татьяне “предложение, от которого нельзя отказаться”, и сроку на раздумья дали неделю. И для них это еще много, потому что часто они давали только сутки на размышление.

Я присвистнул.

– Да, дела! И вы думаете, Татьяна Валентиновна пригласила меня выступить именно в эти сроки в расчете на то, что выступление известного писателя привлечет к библиотеке слишком большое внимание, и эти фирмачи побоятся идти на крайние меры. Понимая, что если, например, я в центральной прессе их приложу, то за них может взяться и генпрокуратура, от которой они не отбоярятся? Но, я вам скажу, надежда эта слабая, и если Татьяна делает на это ставку, то, значит, она уже совсем – утопающая, которая хватается за соломинку...

– Вы это специально? – спросил Бурдюков, вдруг прищурившись.

– Что – специально? – я периодически переставал понимать, о чем он толкует и куда он клонит.

– Да всю эту пургу гоните! – меня поразило, как легко, незаметно для себя самого, он перешел с литературной, в общем, речи на жаргон. – В прессе тиснуть, моралью задавить... Кого это сейчас поколышет? Мой базар к тому, что я готов на себя взять эту проблему. Развести нормально, по земному, по понятиям... Нет, не подумайте, я в бандитские игры не очень люблю играть, и если когда выступаю круто, то однозначно в порядке самообороны, но средства рога пообломать этим КИГлам у меня имеются! На них так наедут, что они при всей своей отмороженности побегут к мамочкам плакаться и библиотеку будут за версту обходить! Так зачем вам к вашим убойным методам прибегать, если все можно сделать без вмешательства... ну, без вмешательства такой силы, которая может во всем городе порядок порушить? Я это Татьяне предлагал, она все отказывалась, но я хочу, чтобы вы передали ей: я по собственной воле, и без ее разрешения, этих КИГлов усмирю! Считайте, мой подарок! А дальше – сами думайте!

– О чем – думать? – спросил я.

– О том, чтобы перестать передо мной комедию ломать и включить меня в свои! Мне это, если хотите знать, позарез надо... Ну, если уж откажете, то обойдусь. Тогда об одном попрошу: запомните, что Бурдюков всегда и повсюду на вашей стороне, и вас не кинет и не сольет, хоть вы его и за шестерку держите! Но вот в том, что я – тля мелкая и вам не пригожусь, вы ошибаетесь!

– Так вам надо... – я предпочел оборвать фразу и выдержать многозначительную паузу.

– Вот именно! – с жаром подхватил он. – Присоединиться к вам!

– К кому?..

– К масонам! – выдохнул он наконец.

У меня чуть челюсть не отвисла, но я усилием воли сумел сохранить спокойное выражение лица. Кажется, я начинал соображать, что происходит. А за Татьяну мне стало страшно так, как не было страшно до сих пор, даже когда Бурдюков поведал мне о “наезде”. Если библиотекарь разыграла перед ним маленький спектакль, изобразив свои успехи и познания результатом особой масонской магии, то, похоже, она сама не понимала, во что впутывается и чем подобные игры могут кончиться...

– Давайте подробнее, – сказал я. – Мне хочется увидеть вашу логику. Хочется понять, как вы пришли к тем или иным умозаключениям.

– А чего тут не понимать? – завелся он. – Дело ясное, даже последний дурак сообразит! Все ж началось с того крушения поезда, да и черный ворон – один из символов масонов, я знаю, он мне сам это рассказал!

– Ворон рассказал? – уточнил я.

– Совершенно верно, Артур этот самый, – по-моему, он заметил в моих глазах такое выражение, которое появляется, когда задумываешься, не вызвать ли собеседнику скорую психиатрическую помощь, поскольку поспешно добавил. – Не словами рассказал, но не менее ясно, чем словами! Если надо, я в подробностях...