А ведь эта самая вязь могла начинаться вовсе не из Номарэ, тогда что?

Беспокойство притупило даже традиционные вечерние боли – мне было не до них. В который раз обходила комнаты, проверяла, ничего ли не забыли, – и ждала. Ждала и молилась.

Наконец вернулись магистры. Уставшие и молчаливые. Особенно Лазавей. Такой сосредоточенный, с поджатыми губами. На попытки заговорить с ним он не реагировал, будто витал в своих таинственных иных сущностях.

От Тшольке удалось узнать, что нужное место они нашли.

Теперь дело было за Ксержиком.

Мой новообретённый отец появился, уже когда стемнело. Ворвался в номер Лазавея, взмыленный, измазанный в земле и крови.

Я вскрикнула, прикрыв рот рукой: никогда ещё не видела таких бурых разводов. Такое впечатление, что некромант искупался в кровавом озере.

Юлианна углядела глубокие порезы на его руках, толкнула меня в бок: колдовал. Она, в отличие от меня, не боялась крови: обучение на факультете Активного чародейства обязывает. Их убивать учат, а я… Я просто стояла, бледная, стараясь не смотреть на Ксержика.

Некромант был немногословен:

– Быстро убираемся отсюда!

Магистры кивнули и вытолкали нас за дверь, бросив вдогонку:

– Вещи на плечо, сами сгрудились в комнате Липнера.

Не знаю, за что алхимику такая честь. Может, потому что химичил постоянно и что-то в воздухе изменил? Оказалось, нет: Липнер просто делал подготовительные работу по переходу в мир родной: Лазавей заранее дал инструкцию.

Через пару минут в комнату ворвалась магистр Тшольке и торопливо начала оплетать её заклинаниями.

– Эдвин, Алоис, мать вашу, скорее! – крикнула она, приоткрыв дверь, совершенно не заботясь о моральном облике преподавателя. Затем обернулась, ткнула пальцем в Юлианну: – Будете мне помогать!

– Они близко, да? – догадалась магичка, с готовностью встав за правым плечом Тшольке. Я ощутила магию в воздухе. А потом и увидела: синие искорки между пальцев магистра и соседки по комнате.

Тшольке кивнула, опасливо покосилась на стену, будто она могла рухнуть, а потом обратилась ко мне, непривычно вежливо:

– Госпожа Выжга, пожалуйста, осторожно подойдите к окну, выходящему на улицу, и выгляните. К сожалению, вынуждена просить вас, так как остальные заняты. Будьте предельно внимательны, не рискуйте. И ни в коем случае не позвольте вас заметить. Постойте одну минуту – и стрелой сюда.

Значит, всё серьёзно, и священники на подходе. Идут жечь и убивать.

Бочком протиснулись мимо Тшольке, поймав её тревожный взгляд. Как бы она меня не «любила», но на смерть посылать не собиралась. И пеклась о студентах.

В коридоре всё на первый взгляд было, как обычно, то есть доносились обрывки разговоров и смех из обеденного зала, какая-то возня из номеров, но я не позволяла себе расслабиться. Сняв туфли, прокралась к окну, прижалась к стене и выглянула наружу.

Факелы! Целое море факелов! И какие-то люди… Пешие, сжимающие гостиницу в кольцо.

Приблизительно оценив их количество и уверившись в недружественных намерениях толпы: «Смерть ведьмакам и ведьмам!» – звучало не двусмысленно, – поспешила обратно.

– Ну? – набросилась на меня магистр.

– Да я тебе и так скажу, что там, – раздался усталый голос Лазавея за моей спиной. Руки легли мне на плечи, подталкивая в комнату. – Весь оставшийся в живых Орден явился нас убивать и грозит поджечь гостиницу со всеми постояльцами, если хозяин нас не выдаст.

Магистр снова перешёл на «ты» в общении с Тшольке – значит, на душе неспокойно, и он непроизвольно переходит на неформальное общение. Наверняка все преподаватели говорят друг другу «вы» только при студентах, соблюдая кодекс поведения.

В комнате попала в руки Ксержика, всё ещё не отмывшегося от крови. Наоборот, порезов на руках прибавилось. Заметив мой интерес к своим увечьям, некромант покосился на магистра Лазавея, коротко пояснив: «Ему нужна сила».

Убедившись, что Липнер всё сделал правильно, Лазавей вышел на середину комнаты и прикрыл глаза. А Тшольке замкнула контур заклинаний, цепным псом вместе с Юлианной став у дверей.

– Идут, – сквозь зубы процедила она.

Магистр Лазавей вздохнул, открыл глаза. Его рука налилась сиреневым свечением и неожиданно наполовину исчезла, будто погрузившись в невидимый слой воздуха.