Увы, Винсент Хейвуд был не более описать нрав девицы, чем сочинить поэму. Однако он ответил.

– Она недорого обходится, отец говорит, за прошлый год на неё ушло пятьдесят три фунта. Кстати, она хорошо шьёт, - неожиданно вспомнил он.
– А что тебе до неё?

Крайтон понял, что зря затеял этот разговор.

– О, ничего, просто любопытно.

Винсент пожал плечами. Любопытство явно не было его пороком.

Глава 5. Приезжие

Созданьем зыбкой красоты

Казались мне её черты,

А май беспечный и рассвет

Дополнили её портрет

У. Вордсворт "Созданьем зыбкой красоты..."

Пятница и суббота в поместье Хейвудов были небогаты событиями. Приглашённый живописец за четыре сеанса написал невесту и перекочевал в дом Кассиди - писать портрет Филипа. Черити, узнав об этом, осторожно пробралась в малую гостиную - посмотреть на работу художника.

В гостиной никого не было, портрет стоял, повёрнутый к стене, и Черри, осторожно подойдя, перевернула его. Картина, ещё не была оправленная в раму, казалась больше семейных портретов Хейвудов, где-то пять футов на три с небольшим. За окном собирался дождь, на полотно не падали солнечные лучи, хоть тонкий слой лака на картине всё равно бледно серебрился на свету. Водрузив картину на кресло, Черри отошла к дивану. Внимательно вгляделась.

Казалось, будто краски легли на холст будто по волшебству, в один миг, словно инкрустация, вделанная в фактуру полотна, где поразительно сочетались свет и тени. Картина отличалась нежностью и вместе с тем редкой насыщенностью, различия в оттенках были едва заметны глазу, причём вначале взгляд Черити упал на тонкий узор вышитого батиста на воротнике Вирджинии, потом она рассмотрела лицо кузины и удивилась. В круге света сидела хорошенькая девица с волшебно-нежным выражением лица, и лишь водянистый взгляд, устремлённый в пустоту, таил в своей неподвижности что-то пугающее.

Удивительно, подумала Черри, пройдёт сто лет, никого из нас давно не будет, а на этот портрет будут смотреть правнуки Вирджинии. Она навеки замерла здесь - вечно юная, да что там - просто вечная. Апофеоз нетления искусства. Однако... Черити закусила губу и подошла ближе. Странно, но на полотне была совсем не Вирджиния. Вернее, это была совсем не та Вирджинии, которую знала Черити. Но что не так? Это, безусловно, её лоб, овал лица и глаза. А, может, подумала Черити, она сама видит не то, что есть?

Но странно. Тот, кто может воссоздать сходство по памяти, считается первоклассным художником, однако и строгое воспроизведение лица с натуры требует высочайшего мастерства и лишь самые лучшие из живописцев в очень редких случаях добиваются подлинного сходства. Надо ведь и приукрасить модель, и польстить ей. Однако здесь художник, как не странно, не пытался льстить Вирджинии, при этом явно был мастером: модный воротник на плечах невесты был выписан с удивительным подобием, также точен был браслет на руке Джин и её веер. Помолвочное кольцо и диадема в волосах тоже были написаны с редким мастерством. Руки, казалось, сейчас зашевелятся. Но лицо...

– И как ты её находишь?

Черити вздрогнула от испуга, но тут же и успокоилась: в дверях стоял кузен Энтони.

– Напугал ты меня. Странная картина.

– А самой Джин понравилось. И матери тоже.

– А как тебе?

Энтони усмехнулся.

– Этот Джон Стендер - вовсе не дурак, он не льстит заказчикам, а просто рисует их мечты о себе, и те, довольные, расплачиваются чистоганом. Сам же он, когда лакировал портрет и чистил палитру, пробурчал, что среди людей куда больше копий, чем оригиналов.

– Ты считаешь портрет неудачным?

– Не знаю, но картина говорит мне не больше, чем кусок венецианского стекла или изразец стены Дамаска: это лишь прекрасно окрашенная поверхность.

Черити вздохнула. Энтони было трудно угодить. Ему редко что-то нравилось, и к двадцати пяти годам он даже не определился с профессией. Ему не понравилось на флоте, потом пожелал быть юристом, но был отчислен из Кембриджа, ибо, как говорил сам, охладел к праву. Армия тоже была ему не по душе. Одно время пытался писать стихи, но даже Черити, при всей доброжелательности, не смогла выжать из себя ни слова похвалы.