А письма всё не было...

Лето проходило в бесплодном ожидании. Маргарита не могла и позволить себе подумать, что с Александром случится самое страшное, — нет, он должен жить ради неё, их огромной любви, ради сына.

Медленно несла свои воды Ока, зеленели её топкие и тенистые берега, волновалась и сновала по улицам тихого городка толпа бесприютных беженцев, норовивших уехать ещё дальше, в самую глушь и тишь. Скрипели колёса несмазанных телег, увозивших барский скарб, покрикивали на старых одров бородатые мужики, угрюмо взмахивающие кнутами и пешком следовавшие за лошадьми, ревели дети, не по жаре закутанные в платки и толстые шали, пылили небольшие стада коров и овец, которых гнали вглубь России...

Вот уже начала свёртываться листва на белоствольных берёзах над берегом Оки, пожухла и стала желтеть трава, остались на полях лишь ровные ряды срезанной стерни, по ночам замерзала роса на листьях и траве, обращая окрестности в утренний час в сказочную страну.

А писем всё не было...

Маргарита зажала своё сердце в комок, страшилась спрашивать у хмурого начальника почтовой конторы, только взглядывала на небритое лицо, — он отвечал покачиванием головы.

Опустели берега реки, снялись со своих мест последние беженцы, унылый ветер погнал по пустынным крохотным улочкам разный мусор. И Маргарита решила уехать.

В последний раз пришла она к почтовой конторе, неспешно вошла в низенькую, унылую избу. Там никого не было, лишь маленькая девочка, дочка начальника конторы, копошилась в пыльном углу.

— А батюшка к войску поехал! — радостно крикнула она Маргарите, уже давно знавшей её.

Маргарита так и застыла.

— Где, куда? — кинулась она к девочке, но та только пожала острыми плечиками, туго обтянутыми стареньким ситцевым платьишком.

Маргарита выскочила из избы. В самом конце узенькой улицы она увидела клубы поднимавшейся пыли, уловила какое-то движение и побежала туда. На самой окраине городка двигались ряды солдат, на берегу Оки уже забелели палатки, завиднелись шалаши, засветились в резком солнечном свете костры.

Маргарита побежала к самым первым рядам располагавшегося на отдых отряда, вглядывалась в обросшие щетиной пыльные лица солдат. Хотела увидеть хоть одно знакомое лицо — солдаты Ревельского полка были все ей известны. Но лица были незнакомые, строгие и угрюмые.

— Какого вы полка, какой дивизии? — громко крикнула она прямо в лицо шедшему впереди с мешком за плечами старому бородатому солдату.

Солдат скинул с плеча мешок, положил на землю тяжёлый мушкет и начал обстоятельно объяснять Маргарите, какой полк прибыл в Коломну. Нет, этих солдат она не знала, не знала даже названия этого полка.

— Что с ревельскими? — только и спросила она, со страхом ожидая услышать плохие новости.

— Что, матушка, — подошёл к ней один из молоденьких солдат, — ай, не слыхала, что Москву супостат забрал?

— Москву? — ахнула Маргарита. — Да как же, неужто отдали?

— Воля Божья, — закрестились стоявшие рядом.

Неожиданно откуда-то из глубины толпы протолкался к ней молодой безусый офицер в небрежно наброшенном на плечи мундире, серых от пыли, когда-то бывших белыми лосинах, с непокрытой головой, позволяющей видеть завитки тёмных взмокших волос.

— Маргарита, ты ли? — остановился он перед ней.

Она подняла глаза и в первую минуту не поняла, кто стоит перед ней. Потные потеки прочертили на пыльном юном лице бороздки, глаза были словно опушены ресницами. Лишь собрав все свои силы, она наконец узнала его.

Перед ней стоял её брат, Кирилл, кого она не видела столько лет и кого отвезли они с отцом в Санкт-Петербург ещё перед войной со Швецией.

— Господи, — от волнения она даже забыла его имя, — неужто ты, братец?

Кирилл обхватил её плечи, прижал к себе.

Солдаты деликатно посторонились, оставив их на пустом пятачке возле бледного при солнечном свете костра.

— Кирилл, — вырвалось у неё, — ты, верно, знаешь что-то? Где Александр, как он, почему я столько недель не получаю весточки?

Кирилл отстранился, заглянул в её наполненные слезами зелёные глаза.

— Я ничего о нём не знаю, — поспешно сказал он, опустил голову и, взяв её за руку, протолкался к командиру полка, уже расположившемуся на пригорке и наблюдавшему за солдатами. — Погоди, — остановил он её и подошёл к старшему офицеру. Склонившись к самому его уху, что-то пошептал и молча отодвинулся.

Полковник кивнул головой.

— Через день быть тут же! — крикнул он вслед Кириллу.

Тот тоже кивнул, полуобернувшись. Он уже стоял возле Маргариты и деловито говорил ей:

— Значит, наши поехали в деревню?

— Да, — односложно ответила она.

— Отпустил на денёк меня командир, — всё так же сумрачно сказал Кирилл. — Едем, времени мало, повидаюсь с батюшкой и матушкой, и снова сюда...

Он не давал ей времени задавать вопросы, тащил за руку, расспрашивая по пути, где она остановилась, готова ли к поездке. Ей пришлось рассказать всё: что отец с матушкой, Николенькой и младшими сёстрами уехали в деревню, и что она осталась здесь ожидать вестей от Александра, и что страшно беспокоится. И всё время вертелся у неё на языке один вопрос: знает ли он что-нибудь об Александре?