Филипп внимательно присмотрелся к фрейлине, на которую поначалу бросил лишь беглый взгляд. Его брови изумленно взлетели вверх.

– Вот так сюрприз! Ты уже здесь, крошка! Но как ты успела?

Девушка удивилась не меньше его.

– Прошу прощения, монсеньор?

– Да брось притворяться!
– отмахнулся Филипп.
– Эка лицемерка! Будто я не разглядел тебя, когда ты нежилась в постельке с Марио...

Фрейлина подскочила, как ужаленная.

– Монсеньор!
– негодующе воскликнула она.

– Ах ты проказница!
– Филипп игриво погрозил ей пальцем.
– Пытаешься скрыть от своей госпожи, что лишила моего пажа невинности? Ну, нетушки, ничего у тебя не выйдет.

Тут Маргарита разразилась громким хохотом и принялась лупить кулаками подушку.

– Ой, умора! Ой, не могу!..

Смеясь, она выглядела еще соблазнительнее, и волей-неволей Филипп переключил все свое внимание на нее.

– Вы обознались, дорогой принц, - наконец, объяснила она, немного успокоившись.
– Констанца здесь ни при чем. В постели с вашим пажом вы видели ее сестру Беату. Они близнецы.

– Так вот оно что!
– рассмеялся Филипп.
– А я уже не знал, что и подумать, даже растерялся - ведь негодование было так искренне.
– Он повернулся к фрейлине: - Виноват, барышня. Извините, что спутал вас с сестрой. Впрочем, это не мудрено; вы с ней похожи, как две капли воды.

– И ступай спать, золотко, - добавила Маргарита.
– Ты свободна.

Девушка молча поклонилась им обоим и вышла из спальни, наградив Филиппа напоследок далеким от восхищения взглядом.

– Никогда еще не встречала столь похожих и в то же время столь разных людей, как Констанца и Беата, - задумчиво промолвила Маргарита ей вслед.

– А кто, собственно, они такие?
– поинтересовался Филипп.

– Племянницы его преостервененства нашего драгоценнейшего епископа Памплонского. Он боготворит Констанцу, что не удивительно, и весьма прохладно относится к Беате, что тоже не удивительно. Только вот незадача - постоянно путает их... Ну, все, довольно об этих чудо-сестрицах. Присаживайтесь, кузен, не стойте как истукан. Можно и на кровать - коль скоро вы явились ко мне среди ночи, а я приняла вас в своей спальне, то к чему нам заботиться о всяких условностях.

Филипп последовал ее совету и сел в ногах кровати, прислонившись к одному из четырех резных столбиков, которые поддерживали балдахин.

– Сударыня...

– Кузина, - поправила его Маргарита.
– Называйте меня кузиной.

– Хорошо, кузина. Прошу великодушно простить меня за...

– Ой, не надо! Давайте обойдемся без извинений. Они привнесут неловкость, а наша беседа началась так чудесно! Что бы ни привело вас ко мне в столь поздний час, я все равно рада вашему визиту.
– Она обхватила колени руками, чуть склонила голову к правому плечу и пристально поглядела на Филиппа.
– Вот как! Вы чем-то взволнованы? Что произошло?

– Ну... Да нет, ничего особенного. Просто мне не спится.

– Мне тоже, - подхватила Маргарита и с очаровательным бесстыдством добавила: - В последнее время я очень плохо засыпаю в одиночестве.

– И что вы предлагаете?
– невинно осведомился Филипп.

– А что, по-вашему, я должна предложить?

– Как это что? Разумеется, какое-то действенное средство от нашей бессонницы.

– Это намек?

– Намек? На что? Боюсь, я не понимаю вас, кузина.

Маргарита фыркнула.

– Да будет вам, кузен! Давайте начистоту: ведь вы явились ко мне не просто так, а с совершенно определенной целью - заняться со мной любовью. Разве нет?

"Ты смотри!
– подумал Филипп.
– Как она набивается! Аж из платья вон лезет... Гм, а платья-то на ней как раз и нет".

– Ну, предположим, - ответил он, пытаясь проникнуть взглядом сквозь ее полупрозрачное одеяния, что, впрочем, не составляло большого труда для его острого зрения.

Маргарита откинулась на подушки и вытянула ноги. При этом ее ночная рубашка задралась, обнажив до самых колен ее соблазнительные стройные ножки. Филипп с вожделением облизнулся.

– Так что, - сказала она, призывно глядя на него.
– Начнем прямо сейчас или еще немного поболтаем?

Филипп сокрушенно покачал головой. Вызывающее поведение Маргариты несколько охладило его пыл.

– Кузина, вы...

– Да, я бесстыжая, не спорю. Зато я откровенна: говорю, что думаю, поступаю, как мне хочется, и не вижу в этом ничего предосудительного. Что толку скрывать от собеседника свои мысли и желания, если они ему предельно ясны?

– А какой смысл, скажите на милость, говорить о том, что ясно и без слов?
– парировал Филипп.