Знак был дан ещё на квартире Альбины. Близилось завершение застолья, когда объявили танцы. Все охотно поддержали предложение, освобождая гостиную от излишков мебели и посуды. А Герман, словно зяблик по весне, радостно крутился, предвкушая предстоящее кружение в обнимку с предметом своих вожделений. Однако, когда зажгли ёлку и погасили свет, Ольга и Миша стали собираться домой. Расстроенный влюблённый из певчей птицы в одну минуту превратился в общипанного воробья. Он, роняя перья и припадая на крыло, крутился в прихожей, пытаясь заглянуть в глаза молодой женщины, одевающей свою крошку дочь, но всё было напрасно. Михаил, заметив его нервозную суету, истолковал её превратно, пообещав обязательно выпить с ним на «23 февраля». Когда за идеальной семьёй закрылась дверь, влюбленный был безутешен. Он нахлобучил свой каракулевый «пирожок» и уже повязывал шарф, когда его остановила Надежда. «Не дури, — сказала она, — Ольга просила передать, чтобы ты ждал её в доме Вероники. Через час отправляемся, а к утру мы должны вновь вернуться к Альбине».

Перспектива отдаться на волю бесшабашной студенческой компании, спасшей их с Веником от неминуемого обморожения, никак не воодушевляла Германа, который ещё надеялся увидеться с той, что смогла в угоду безудержной страсти погасить в его сознании остатки здравых мыслей. Взглянув на оппортуниста Веничку, Поскотин решительно залез во внутренний карман пиджака, выудил из него клочок от духов «Пани Валевска» с номером телефона и со словами «Звони!» сунул его под нос Венику.

— Не буду! — заупрямился Вениамин, — что я скажу Михаилу? Мол, заблудились и просим великодушно нас приютить?

— Спросишь телефон Вероники и всё! Представься её братом или деверем, что тебе ближе покажется.

«А деверь, — кто такой?» — поинтересовался Веник, всё ещё надеясь заболтать ситуацию, но Поскотин в эту ночь не был расположен объяснять причудливую структуру родственного древа, тем более его собственные познания в этом предмете не выходили за пределы понятий «тесть» и «тёща». Покачав укоризненно головой, он решительно набрал номер и передал трубку оробевшему другу.

— Алло! А я куда попал? — блеющим голосом спросил Веничка, когда в телефонной трубке послышался раздражённый бас Михаила. — Кто я? — в замешательстве переспросил он. — Я… я родственник… Как чей? — и закрывая трубку рукой, обернулся к Герману, — У Вероники как фамилия?

— Не знаю, — обескуражено развёл руками его товарищ, — я и Ольгину фамилию не знаю…

— Я деверь! Мне бы телефон прапорщика… Как нахрен?.. Что вы себе позволяете?.. Да пошёл ты… — взвизгнул Веник, уязвлённый неучтивым обращением с собой.

— Звони снова! — начал настаивать Поскотин.

— Отстань!.. Мне и здесь хорошо, — ответил обиженный Веничка и был готов присоединиться к шумящей за стеной компании.

Неожиданно на помощь пришла девушка, стоявшая в дверях и с трудом сдерживающая смех. Она вызвалась позвонить и через пять минут, проинструктированная Германом, мило беседовала с Михаилом, а затем и с Ольгой, после чего передала ему трубку. Поскотин быстро записал требуемый адрес, коротко извинился и нажал на рычаг телефона.

— Собирайся! — скомандовал он товарищу. — У Вероники дом ещё не телефонизирован, зато есть адрес, и этот адрес — у меня в кармане.

Студенты строительного института были столь великодушны, что не позволили своим нечаянным друзьям уйти в морозную ночь без дополнительного утепления. Где-то из недр кладовой молодые супруги — хозяева квартиры — извлекли старую одежду и вся компания, подняв прощальный тост в честь двух заблудших душ, сопроводила их до порога.

Когда друзья вышли в полумрак выстроенных в кладбищенском порядке бетонных многоэтажек, Мочалин не выдержал:

— Какая чудесная у нас молодёжь! — переполненный впечатлениями, воскликнул он, после чего зябко запахнулся в дырявую промасленную телогрейку без пуговиц и, поправил не менее старую парусиновую кепку.

— Я бы с такими в разведку пошёл! — согласился его друг.

— Да-а-а, уж! С нами только в разведку ходить! — добавил Веничка, пытаясь заправить свои породистые уши в дачную кепку. — В Америке с такой подготовкой нас бы даже в скауты не приняли!

Пройдя квартал, друзья остановились для рекогносцировки. Поскотин туже затянул пожарный ремень на старой солдатской шинели и стал шарить в ней по карманам.

— Спички куда-то дел! — посетовал он.

— Ты бы ещё в моей телогрейке поискал, — добродушно посоветовал Вениамин.

Он не спеша снял брезентовые рукавицы-верхонки и чиркнул спичкой, после чего поднёс огонь к номеру дома.

— Сорок третий!.. А нам какой надо?

Герман откинул полы шинели и вынул из кармана клочок бумаги.

— Тридцать седьмой — «Вэ»! Давай будем возвращаться.

— Да нет же! Достаточно перейти улицу и пойти по нечётной стороне.

— А где ты здесь видишь улицу?.. Опять заблудились! — констатировал Поскотин.

Поиски Вероникиного дома заняли немногим менее часа. Друзья, с трудом обнаружив россыпь тридцать седьмых домов, дважды их обошли, каждый раз делая перекур у парадного крыльца с номером «37-Г», пока, наконец, запоздалый негр с помятой валторной через плечо не указал им на одиноко стоявшую «свечку» в окружении недостроенных многоэтажек.

Лифт в новом доме не работал. Измученные путешественники решительно поднимались на одиннадцатый этаж, обходя уснувших на лестничных пролётах недавних новосёлов. На шестом этаже влюблённая парочка стыдливо метнулась в темноту тамбура, оставив после себя стойкий запах дешёвой косметики и шоколадных конфет, которые быстро растворялись в табачных запахах и миазмах кислотных луж недельной мочи.